Евгений Велтистов - Ноктюрн пустоты. Глоток Солнца: Фантастические роман и повесть

На улице шел дождь, иногда падал и тут же таял мокрый снег, а камин так заманчиво потрескивал сосновыми поленьями, что не хотелось покидать дом… Я заметил по горящим ушам сына, что ему хочется поделиться переживаниями, которые он ощущал во время прыжка, но не подавал повода для неприятного разговора. Мария тоже сдерживала себя, кроила и шила сыну сверхмодную футболку. У-у подбегал, топоча, по очереди к каждому и выпрашивал сладости.

— Отец, покажи твой коронный репортаж, — сказал Эдди.

— Коронный? Какой же из них?.. Ах да, «Токио, день Т.» Это было пять лет назад.

Я достал кассету, зарядил видеомагнитофон.

— Ты не видел его?

Эдди кивнул. Он редко смотрел телевизор. Теперь, объединенные телеэкраном, мы представляли образцовую бюргерскую семью.

Кадры с необычайной документальностью воскресили недавнее прошлое. Токио горел: на пленке — клубы дыма, пляска огня, ныряющие в пламя пожарные, носилки с жертвами.

Когда прибываешь на место катастрофы, то самая большая трудность — достать транспорт. В Токио мне повезло: я получил один из трех вертолетов телекомпании Эн-Эйч-Кей, специально оборудованных для прямых репортажей. Я был первым западным корреспондентом, прибывшим на место катастрофы, и дирекцию самой могущественной телесети заинтересовал именно взгляд Джона Бари на драматические события. Переговоры провели по радио; я попросил, чтобы звуковой комментарий к кадрам давали из студии местные репортеры.

На аэродроме представители телекомпании, среди которых были, конечно, и люди службы безопасности, предоставили мне вертолет с пилотом. Два других вертолета были уже в воздухе, вели репортаж.

— Будете сразу снимать, господин Бари-сан, или сначала заедете в отель и отдохнете с дороги? — Директор телепрограмм прижимал к носу платок.

— Отдохнем после работы, — ответил я как можно вежливее, понимая, что церемониал важен в этой стране даже во время землетрясения.

— Господин Карамото — ваш пилот и проводник. По крепкому рукопожатию и пытливому взгляду Карамото-сана, одетого, как и все японцы, в традиционный темный костюм и белую сорочку с галстуком, я решил, что он майор или подполковник той самой службы. Позже выяснилось, что подполковник.

Сверху Токио представлял город миллионов пылающих хижин. Деревянные домики вспыхивали, как факелы, и сгорали со сказочной быстротой, поджигая все вокруг. Между огней носились какие-то тени. Я бы сказал, что на моих глазах горел гигантский сарай.

Я навел камеру, прицелился. Сигнал ушел в студию, вспыхнул во всей красочной гамме на миллионах телеэкранов страны. Дубль картинки передавался через спутник в Европу для моей фирмы.

— Ну и столица! — удивился Эдди. — Это просто деревня!.. Неужели жители не знали?

Я остановил изображение и начертил на листе бумаги Т-образное сочленение древних плит под островами Японии. Основанием этой буквы «Т» является плита, уходящая почти вертикально в глубь земли.

Конечно, они знали, что рано или поздно так случится. Достаточно сказать, что изобретательные японцы сбрасывали в подводный желоб брикеты мусора, собираемого по всей стране, и они аккуратно опускались в чрево Земли, никогда не всплывая в других частях света. Постепенное захоронение вертикальной плиты время от времени давало о себе знать землетрясениями, а полное уничтожение ее предвещало катастрофу. Событие было рассчитано с амплитудой точности плюс минус год и названо «Днем Т.». Несколько лет назад столицу Японии официально перенесли в другое, более безопасное место. Посреди моря встали на гигантских сваях платформы, соединенные автострадами. На платформах прочно обосновались высотные здания, похожие на странные деревья, раскинувшие во все стороны стальные ветви; в них переехали почти все официальные службы, многие конторы, а также жители нового Токио. Новая столица Японии прославлялась всеми средствами массовой информации.

— А как же люди? — растерянно спросил Эдди. — В твоем разрушенном Токио?.. Почему они не уехали?

Почему?

На этот вопрос не ответил бы и японский император. Я много раз бывал в Токио до катастрофы, разговаривал с бизнесменами, журналистами, лавочниками, прохожими на улицах и приходил в отчаяние от их вежливой обреченности: «Да, мы знаем, господин…», «Плохо будет…», «Но бог милует…», «Я родился в Токио, живу с этим страхом десятки лет и — ничего…»

«Люди есть люди», — произнес напыщенным тоном император перед глазком моей камеры, и это была единственная фраза, которую я сумел потом вставить в репортаж. Сам он, разумеется, перенес свой дворец на платформу посреди моря.

Деревянный пестрый Токио, который я так любил, город миллионов вежливых бедняков, замаскированный рекламами, обставленный небоскребами, залитый асфальтом и подпоясанный многоэтажными скоростными автострадами, сгорал на моих глазах. Остались покосившиеся небоскребы, черные пожарища, марево над городом.

Позже катастрофу чересчур подробно описывали и показывали, и я не буду многого повторять. Я имел тогда самый оперативный материал.

«Я спал в номере ноль пять девять четыре на пятом этаже гостиницы «Нью-Токио». К счастью для меня — на пятом этаже. — Это дает интервью в моем репортаже знаменитый путешественник и писатель Роберт Андерсон. Голос его спокоен, волнение выдают некоторые лишние слова. — Знаете, когда это началось, я сразу проснулся. Да, да, я проснулся. И зажег свет. Представляете? Света не было. Темно. Я нащупал ногами тапочки и, догадавшись, что происходит, схватил с вешалки костюм и — по лестнице во двор. Понимаете меня?… На темной улице, озаряемой яркими вспышками, толпились какие-то химеры, произнесенные шепотом слова застревали в ушах. Земля под ногами так странно вела себя, сотрясалась и громко вздыхала, что все были как притихшие дети. Потерявшихся окликали шепотом…»

На этом я оборвал интервью. Далее Андерсон рассказал, что он вспомнил про оставшиеся в номере дневниковые записи и ботинки. Открыв дверь, обнаружил, что стены, которая отделяла его постель от ночной улицы, больше не существует. Кровать стояла на самом пороге пустоты… Он ощупью взял со стола бесценные записи, нашел, с трудом открыв дверцу шкафа, ботинки и двинулся к лестнице, ожидая нового удара. По дороге распахнул дверь соседнего номера, где ночевали его знакомые, но увидел лишь груды обрушившихся плит. Он никогда больше не встречал этих людей.

Во дворе мигали фонари полицейских машин. Сами полицейские, орудуя большими гладиаторскими щитами, оттесняли толпу растерявшихся, рвущихся в номера людей подальше от гостиницы. Вот-вот она должна была обрушиться.