Светлана Ягупова - Контактер

- Не просто нехорошо, а ужасно. За вами гналась милиция?

- Нет, сознательные граждане.

- Что же вы все-таки натворили?

Он допил чай, отодвинул чашку и опять заглянул куда-то в самые глубины ее души, отчего вновь стало неуютно.

- Того, что я натворил, Татьяна Васильевна, вполне достаточно, чтобы вы сейчас встали и набрали "02".

- Как же я это сделаю, - всполошилась она, - если нахожусь в вашей власти? Да-да, я постоянно ощущаю ваше воздействие на меня!

Он отвернулся, спрятав глаза. После некоторого молчания спросил:

- А сейчас? Что вы ощущаете сейчас? Могли бы в эту минуту встать и пройти к телефону?

- Пожалуй, - не совсем уверенно сказала. - Но мне почему-то не хочется.

- Подумайте.

- Нет, - твердо мотнула головой. - Не хочу. Однако я не убеждена в том, что вы и теперь не влияете на меня. Кто вы?

- Я же сказал - вор. Честное слово.

Она едко рассмеялась.

- Вор с честным словом - не глупо ли? Знаете... Как-то не укладывается в голове...

- Ваш журналистский опыт явно обогатился.

- Но как можно?! Вы вовсе не похожи на узколобого бандюгу! Испокон веков воровство считалось преступлением, нечистым, позорным делом.

- Мое воровство несколько иного свойства, чем обычное. А скажите, личная собственность, по-вашему, заслуживает уважения?

- Не всякая, но та, что на трудовые доходы, - да!

- Когда-нибудь человек будет свободен от любого вида собственности, кроме самого необходимого, скажем, интимных мелочей.

- Так это когда-нибудь. А сегодняшний день - иной, и надо следовать его законам.

- Зачем вам хрустальные стаканы, что в серванте?

- Чушь говорите, - так и подскочила Стеклова. - Красота должна входить в быт, а не оставаться экспонатом в музеях. Вспомните древних греков или даже наше русское дворянство. Каждая вилка, ложка были произведением искусства.

- Но мы сейчас почему-то пьем чай не из тех хрустальных стаканов, заметил он. - И котлета лежит не на расписной тарелке. Значит, все это для важных гостей? Чтобы пустить пыль в глаза?

- Пожалуй. Для каждого дня слишком шикарно. Но всему свое время, раньше и этого не было.

- В чем-то вы правы, - кивнул он. - Однако разве не воровство - при книжном дефиците иметь столько книг? Лежат мертвым грузом, в то время как тысячи жаждущих могли бы удовлетворить свою жажду, будь книги в библиотеке. Было время, когда моей душе требовался Тютчев. Я обегал все библиотеки города, в котором жил, - не нашел. И что же? Оказывается, Тютчев у вас. Разве это не кража? Да вы обокрали сразу несколько тысяч человек.

- У вас своеобразные представления о собственности.

- Прикиньте на досуге, сколько в вашем доме лишних вещей.

- Неужели подсчитали?

- Зачем вам шикарная люстра и ковры чуть ли ни на каждой стене?

"В самом деле зачем? - подумала Стеклова. - Родители постарались. Хотели, чтобы молодожены начинали не с нуля, почти полностью обставили квартиру. Правда, кое-что мы нажили и сами, но когда пришло гнусное время развода и Кротов без зазрения совести предложил дележ, оказалось, что две трети имущества - родительские".

Она встала, долила Коляну чай.

- Вот-вот, еще и ухаживаете за мной, в то время, как пора бы указать на дверь. Моя бобочка уже, наверное, просохла.

Метнув в него укоризненно-злой взгляд, Стеклова прошла на балкон, сняла с веревки белье. Освободив стол, торопливо принялась за глажку.

- Все-таки спешите выпроводить? А я думал, испытываете себя на чуткость и доброту. Сейчас все занимаются самосовершенствованием, это теперь в моде.

Она разгладила рубашку и протянула Коляну.

- Благодарю, - кивнул он, оделся и опять сел. Она смотрела на него вопросительно, ожидающе. После душа и чая он разрумянился, черные волосы лежали мягкими волнами, и выглядел он моложе. Под его пристальным взглядом снова нахлынуло раздражение.

- Опять гипнотизируете?

- Знаете, мне у вас хорошо, уютно, домашне, словом, по-родственному. Но ведь я мог оказаться убийцей, а вы так доверчиво отворили мне. Плохо знаете жизнь, Татьяна Васильевна. Теперь уж не гоните. Очерк дописан, я отпечатаю его на машинке и тем самым отработаю обед и стирку бобочки. У вас есть машинка? Займитесь чем-нибудь по дому.

- Нет, это слишком, - рассвирепела она. - Вовсе нет такой необходимости - печатать. Вообще у меня собственные планы, и если вы сейчас Же не смотаетесь отсюда, то...

- То что? - перебил он. Глаза его погрустнели, и ей стало неловко своего крика. Чего, в самом деле, разоряется? Почему бы парню не прийти как следует в себя?

- Ладно, - вздохнула она. - Вы и впрямь умеете печатать?

- Попробую. - Он встал. - Где машинка?

Они прошли в комнату. Стеклова достала из серванта старенькую "Олимпию", поставила на стол. Ситуация показалась жуткой и забавной: незнакомый парень в ее доме, сидит, печатает... Не быстро, но деловито. А она не гонит его взашей. Чертовщина какая-то.

- У меня с пунктуацией нелады, - признался он.

- Всего-то? - съехидничала она, но он не заметил ее укола.

Чего терять время? Решила продолжать глажку в Юркиной комнате, застелила стол байковым одеялом и принялась за дело.

- Муж у вас мастеровой? - услышала из гостиной.

- Мастеровой, - соврала она. - А что?

- Буква "т" западает, пусть починит. Люстру повесили, а машинку новую не можете приобрести.

- Далась вам люстра! - вспыхнула она.

Что, если этот Колян не одну квартиру ограбил, потому так болезненно относится к чужой собственности? Вот уж не предполагала, что и у воров своя философия.

Зазвонил телефон. Стеклова отложила утюг, вошла в гостиную и вопросительно взглянула на парня.

- Берите, - кивнул он. - Может, подруга.

Это и Впрямь оказалась Березова.

- Иду, - коротко предупредила она, и Стеклова растерялась. Пока думала, что ответить, Надежда положила трубку.

- Сейчас она будет здесь, - сказала Коляну с некоторым вызовом.

- Очень приятно. - Он продолжал печатать. - Я, кажется, уже в приличном виде? Сообщать о моей профессии не обязательно.

- Сами представитесь.

Интересно, есть ли у него свой дом, семья? И если есть, то где? И что сказать о нем Березовой?

Почти не удивилась, когда, перестав печатать, он спросил:

- Вероятно, вас одолевает множество вопросов, откуда я, куда, зачем? Увы, я не современный Робин Гуд, у меня все гораздо сложнее. В семидесяти километрах отсюда, в Волногорске, мой дом. Детский. Единственный, где меня еще помнят и любят.

- В Волногорске? - удивилась она. - Это же город моего детства!

- Выходит, земляки? - Он развернулся на стуле. - В какой школе учились?

- В третьей.

- Ну а я через дорогу, в десятой, и наверняка пулял в вас снежками и дергал за косички.

Они как-то одновременно улыбнулись своему детству, и Стекловой почудилось, что и впрямь когда-то знала мальчишку со слегка раскосыми глазами.