Андрей Спиридонов - Нф-100. Хроники Эллизора. Сокрушение башни

Да, он готов был признать, что Леонард обошелся с ним благородно... но и что теперь с того? Рвать, что называется, пуп и пытаться заслужить прощение - всё равно бессмысленно. Или: для прощения и возвращения в Эллизор нужно сотворить нечто великое и героическое в пользу родного клана? Корнилий же просто выживал, плыл, так сказать по течению. А что он ещё мог в Маггрейде? Элементарно проживал свои уже немолодые годы, сколько их ещё там оставалось? Правда, все эти три года после того рокового запоя (какой, впрочем, его, наверное и спас), Корнилий держался и не брал в рот спиртного, лишь изредка, когда совсем уж приперало, принимая доступные в Маггрейде наркотики. Но вот последний месяц Корнилий начал с беспокойством ощущать, что близится время нового запоя, а этого не любят нигде - что в Маггрейде, что в Эллизоре. Пока он ещё держался, но внутренняя напряженность явно возрастала. Встреча с Магирусом всколыхнуло нутро Корнилия, и он понял, что его куда-то уже несёт, что естественный ход событий, скольжение по течению, если внимательно посмотреть на скорость этого течения, изменились.

Теперь, имело смысл понять, что делать дальше: Корнилий всегда старался быть осторожным, но сейчас в нем проснулось и засвербело жгучее нетерпение: а вдруг эта встреча (с Магирусом) не случайна, вдруг это поможет разорвать так безнадежно сомкнувшийся круг вещей? И всё же спешка здесь не к месту: нужно было присмотреться и к Магирусу и к тому, что делается вокруг.

Яков, а ныне господин посол Маггрейда в Эллизоре Болфус, сидел в гостиной своего родного дома. Он наотрез отказался от слуги и всю стражу распорядился оставить в казарме Высшего Совета, поэтому камин растопил сам и сам же приготовил себе кофе. Большая керамическая кружка с щербинками по бокам, знакомая Якову с детства, сохранилась, как и вся утварь в доме, и теперь он пил из этой посудины кофе, пытаясь понять, щемит ли у него хоть немного сердце по отношению к собственному прошлому или нет. Похоже, что всё таки нет: собственное прошлое, все эти детские воспоминания и так далее - для Якова были неприятны, не любит он себя прошлого, вот что. Из-за этого Яков даже не спешил спуститься в подвал, где, вероятно, сохранилось много различной магической атрибутики, оставшейся от его матери Деоры. Но сама по себе такого рода предметный ряд мало занимал Якова, ведь ему повезло стремительно вырасти из коротких магических штанишек и побрякушек, из которых в принципе выкарабкиваются далеко не все те, кто считает себя сведущим в оккультных науках и практиках. Яков коротко глянул в окно и ему сделалось зябко, несмотря на жарко растопленный камин: там, на дворе, шёл снег. Настоящий, крупными хлопьями снег, какого в Эллизоре, наверное, не видели уже очень давно. Некоторое время он смотрел на буйство белого цвета за окном и пытался понять, нравится ли ему эта новая для него природная картина. Вероятно, всё-таки - нравилась.

На столе лежала книга, подаренная Варлаамом. Яков вновь открыл ее и задумался. Книга включала в себя несколько различных древних текстов, большинство из которых имели явно философско-теоретический характер и являлись сложными для понимания. Во всяком случае, Яков ощущал, что ему просто не хватает элементарное образовательной базы, чтобы адекватно всю эту философию воспринимать. Ну, что такое общая школа Эллизор? - это далеко не довоенный университет прошлого. Яков вздохнул и ещё раз перелистал книгу: оглавление отсутствовало, и лишь случайно его взгляд зацепился за начало повествования, которого он раньше не замечал.

Подлинная история черного рыцаря графа и магистра Гвидо де Кулак, составленная одним из его учеников и найденная в библиотеке одного из монастырей Прованса, перемежаемая личными записками магистра от первого лица.

Будущий магистр Гвидо происходил из небогатой, но довольно благородной аристократической семьи, чей старый замок в Провансе до сей пор показывают как местную достопримечательность. Юношей Гвидо жил романтическими настроениями и, подобно многим его круга молодым людям рыцарского происхождения, мечтал прославить свое имя ратными подвигами. Вскоре такая прекрасная возможность ему представилась, когда по всей Европе прозвучал очередной призыв оградить Иерусалимское королевство от захвата и порабощения неверными. Гвидо дал обед Пресвятой Деве, что не вернется в родной Прованс до тех пор, пока опасность захвата неверными Гроба Господня не будет устранена и отправился сражаться с нечестивцами. Такая возможность представилась ему, и он быстро приобрел славу бесстрашного и благородного рыцаря. Правда, во время неудачной схватки на границе с Египтом, меткая сарацинская стрела впилась ему в плечо между пластинами защитных лат, а следом Гвидо оглушили камнем, запущенным с помощью пращи, - и он, будучи некоторое время без чувств, чуть не умер от ран и жажды в пустыне. Его подобрал один из местных бедуинов, который, как видно, желал при удобном случае получить за него выкуп или хотя бы продать в рабство. У этого бедуина была дочь Анура, не очень красивая, но умная и расторопная и, ко всему, унаследовавшая от своей покойной матери многие тайные знания и умения. Анура воспылала к раненому рыцарю сильной страстью и привязанностью - и сделала все, чтобы приблизить его к себе. Это ей удалось: никогда раннее до этого не знавший женщин, Гвидо жил с ней, как муж с женой, и тоже к ней сильно привязался. Она же открыла ему многое из сокровенных знаний, какие ей были доступны. Дальше произошла трагедия, потому что один из рыцарских отрядов собратьев-единоверцев Гвидо ворвался во владения бедуина и освободил "плененного" Гвидо. Сам бедуин и его дочь Анур были при этом убиты. Гвидо чуть не сошел с ума от горя, но его освободители посчитали, что все это не более, чем следствие былых ран и тяжкого плена. Когда Гвидо пришел в себя, то поступил разумно: скрыл от всех происшедшие с ним перемены и внешне продолжил вести себя так же, как подобает рыцарю-христианину, хотя с момента гибели своей возлюбленной Анур, фактически, перестал им быть. Иная страсть завладела сердцем рыцаря: он желал обрести всю полноту тайных знаний и всю, какая только возможна для человека, магическую силу!

Не исключено, что именно это стремление привело его в число доблестных рыцарей ордена Храма Господня. Сам магистр так рассказывал о времени своего пребывания в ордене... "Конечно, я и раньше знал об этом благородном ордене, но не считал себя достойным быть в их числе его рыцарей. Не знаю даже почему, но большинство из них во главе с верховным Магистром отнеслись ко мне с огромным доверием. Я, впрочем, также жаждал их доверие всецело оправдать. В то время я ещё искренно надеялся, что на пути общепринятого служения можно достичь силы и высшего знания не в меньшей степени, чем путём иных практик, частичнооткрывшихся мне через мою почившую Анур. Естественно, что я скрывал от своих собратьев эти свои тайные стремления, продолжал храбро биться с неверными и выполнял другие поручения ордена, но постепенно я начал понимать, что на самом деле орден представляет собой не совсем то, что может показаться извне. Когда, собственно, у меня и возникли эти подозрения, я был посвящен в истинную тайну ордена и сделался его полноправным посвящённым членом. До сих пор не могу забыть тот решающий разговор с верховным Магистром ордена. Наверное, чего-то подобного я ожидал, но, тем не менее, тот разговор превзошел все мои ожидания.