Леонид Медведовский - Звонок на рассвете

Вдруг Прибылов вгляделся и, раскинув руки, пошел на меня.

- Здравствуйте, товарищ начальник! Каким ветром занесло к нашей "Магнитке"?

Собутыльники, с хмурой опаской поглядывая на меня, начинают понемногу рассасываться. А Прибылов уже рядом со своей хмельной ухмылкой.

- Товарищ Агеев, хоть пивом и не положено, хочу с тобой чокнуться. Потому что правильный ты человек и вовремя предостерег от пагубного шага...

Действигельно, был такой эпизод в жизни Гриши Прибылова. Стало нам известно о готовящейся краже из продовольственного магазина. Вызвал я Прибылова в отдел и дал понять, что милиция все знает, посоветовал отговорить своих дружков. Те не послушались и подзалетели. На Гришу этот случай подействовал отрезвляюще: стал меньше пить, устроился на работу...

- Дим Димыч, ты меня уважаешь? - тянет Прибылов ко мне мокрые губы.

Я деликатно отодвигаюсь.

- Да пока Гриша, вроде бы не за что...

- Правильно, Дим Димыч, пока не за что, - легко соглашается Прибылов. - Но будет, это я тебе ответственно заявляю. А я тебя, Дим Димыч, все равно уважаю. Ты меня - нет, а я тебя - да...

Я отвожу Прибылова подальше от чутких ушей его недавних слушателей.

- Меня, Гриша, вот что интересует. В котором часу ты в субботу вышел из общежития?

Прибылов собирает лоб в гармошку.

- Значит, так, дай припомнить. Жинке я обещал в одиннадцать быть дома, следственно, в половине уже засобирался, а без четверти вышел.

- Какой дорогой добирался?

- Как всегда, кратчайшей. Сам знаешь - от Ключевой до Литейной короче, чем по Садовой, не пройти.

Я ощущаю легкую дрожь в коленках: Садовая проходит параллельно Гончарной. Но голос мой по-прежнему спокоен, даже ленив:

- По дороге никто не встретился?

- Да нет, пустынная была улица. Вот уже когда я на Литейную вышел, хлопец один мимо пробежал. Я еще подумал: куда в такую поздноту спешить? На работу - рано, в магазин - закрыто...

- Как он был одет?

- Плащ на нем был... светлый такой. На голове ничего.

- Куда направлялся?

- Как раз троллейбус трогал в сторону города, он почти что на ходу сел.

7

Чуть ли не бегом возвращаюсь я в райотдел. Еще бы, после длинной полосы невезенья наконец-то забрезжило вдали нечто конкретное. Перепрыгивая через три ступеньки, я взлетаю на второй этаж, врываюсь в свой кабинет, бросаюсь к телефону.

- Леша, ты? Найди Рябчуна, и мигом поднимайтесь ко мне. Есть отличные новости, Леша! У тебя тоже? Добро, посоревнуемся, кто кого удивит.

Не прошло и пяти минут, как оба мои помощника сидели напротив меня.

- Андрей Петрович, как успехи?

- Сижу в домоуправлении, просматриваю списки жильцов, кое-кого проверяю. Пока ничего обнадеживающего...

Чувствую - чем-то озабочен старый участковый, чего-то не договаривает.

- Что еще, Андрей Петрович?

Рябчун отмахнулся:

- А, ерундистика! Как-нибудь после...

Я поворачиваюсь к Волкову.

- Леша, ты собирался нас чем-то удивить?

Волков, скорбно разглядывавший на рукаве крохотное пятнышко, резко выпрямился.

- Не знаю, Дим Димыч, может, то, что я выяснил, никаким боком к нашему розыску не относится, но сообщить я обязан. Опрашивая жильцов, я наткнулся на студента Вольдемара Риекстиня. В минувшую субботу он провожал девушку, шли они по Октябрьскому мосту. Мимо них на большой скорости проехал мотоцикл. Возле политехнического института мотоциклист развернулся и помчался обратно...

- И что ты здесь нашел подозрительного?

- Время, Дим Димыч. Студент утверждает, что это случилось между одиннадцатью и полночью.

- В чем был одет мотоциклист?

- Коричневая кожаная куртка, на голове каска. Непонятно, почему он тут же повернул обратно.

- Ну, мало ли причин? Может, просто захотел проветриться, прокатиться.

- Так поздно?

- Именно в эти часы движение минимальное. Показания студента, Леша, запомним, возможно, они нам пригодятся, но у меня есть сведения поважнее. - Я сделал эффектную паузу, торжествующе оглядел своих подчиненных. - Так вот, други, преступник для бегства использовал не мотоцикл, а троллейбус девятого маршрута. И был он не в коричневой куртке, а в светлом плаще, что, кстати, соответствует показаниям потерпевшего и его матери. Предстоит срочно выяснить, кто из водителей работал в субботу поздно вечером. Учитывая, что троллейбусный контингент преимущественно женский, дело это поручается Волкову как мастеру устанавливать контакты с прекрасной половиной рода человеческого.

Когда Волков вышел из кабинета и мы остались с Рябчуном вдвоем, я повернулся к нему, спросил напрямик:

- В чем дело, Петрович?

- Такая ситуация, Дим Димыч, что неловко и говорить-то при всех. Рябчун был смущен и расстроен. - Но и молчать не имею права...

- Давай, Петрович, без предисловий, самую суть.

- Суть, Дим Димыч, в том, что ошибся наш начальник.

- Бундулис?!.

- Он самый. Понимаешь, Дим Димыч, никак я не мог успокоиться, что подставил тебя под разнос. Пошел к бабке, хозяйке Валета: "Ты что, старая, меня обморочила, время ухода квартиранта неправильно назвала?" Клянется всеми святыми - передача, мол, кончилась в пол-одиннадцатого. У нее, оказывается, часы старинные с боем, как раз пробили один раз. Сую программу под нос, показываю - передача кончилась в двадцать два пятьдесят. Уперлась и ни шагу назад: "Мало ли что напишут, я своим часам больше верю". Не поленился я, сходил на телестудию. И что ты думаешь права бабка: по техническим причинам трансляция из Москвы была прервана. Вот официальная справка! На студии мне объяснили - редко, но такое случается. Так что, Дим Димыч, рано нам выключать Валерку Дьякова из списка подозреваемых. Вполне мог он за это время добраться до Гончарной...

И вот я снова в отделении реанимации. За прошедшие дни я несколько раз справлялся о состоянии здоровья Носкова. Иногда отвечал Сеглинь, иногда медсестра: "Без изменений... положение тяжелое... надежды не теряем..." В каком состоянии таксист сейчас? Смогу ли я с ним разговаривать? Нужно тщательно продумать вопросы, на которые я хочу получить ответ, чтобы не получилось как в прошлый раз.

Сеглинь встречает меня как старого знакомого и потому особенно не церемонится: кивком головы предлагает обождать и тут же убегает. Видимо, в отделении произошло нечто чрезвычайное: в кабинет то и дело заходят врачи и медсестры, тихо о чем-то совещаются, куда-то звонят. До меня доносятся отрывочные фразы: "...пульс не прощупывается... давление упало... срочно требуется переливание..."

Сеглинь возвращается через десять минут, усаживается рядом. Он радостно возбужден, даже мурлычет что-то вполголоса - видимо, опасность, грозившая больному, миновала не без его участия.