Михаил Савеличев - Черный Ферзь
— Мир — дерьмо, кехертфлакш, — Церцерсис подергал двумя пальцами кончик носа. — Но из мешка дерьма и мешка галет получится два мешка дерьма. И даже здесь, — Церцерсис топнул по палубе, — стоя по колено в гноище, мне жутко представить, во что превратят мир твои отдельные пришельцы. Они будут жалеть совсем неправильные вещи.
— Вовсе они не мои, — сказал Сворден.
Что-то поскребло по обшивке, породив протяжный гул. Все внутри задрожало. Кружка с водой сдвинулась к краю. Сворден вернул ее на центр стола.
По коридору затопали. Дверь отодвинулась, и внутрь заглянул Кронштейн, как обычно перепачканный смазкой. Кожаная шапка съехала на одно ухо, темные очки-консервы задраны на лоб. Зубами он привычно прикусил длинный болт.
— Усадка! Утряска! — сообщил Кронштейн. — Вода просочилась в трюмы! Помпы забило! — болт на каждом слове перемещался из одного уголка рта в другой и обратно. — Трави давление в гальюнах!
— Было у отца два сына, старший — умный, младший — трюмный, — проворчал обычную присказку Церцерсис. Он всегда ее повторял, как только Кронштейн попадался ему на глаза, непонятно что имея в виду. — Чего тебе, человек?
— Так говорю же — вода в трюмах! — Болт переместился почти к левому уху Кронштейна. — Пожар в торпедном отсеке! Приступаю к стабилизации глубины без хода!
— Сходи проверь, — кивнул Церцерсис Свордену.
— Пятнистую прислать? — уточнил Сворден.
— Кехертфлакш! — Я так и понял. Пошли, — Сворден вытолкал Кронштейна в коридор, вытащил у того изо рта болт и положил в карман.
— Суши выгородки! — во рту механика чудом возник новый болт. Из карманов он точно ничего не доставал.
Спуск на нижние уровни кладбища затопленных дасбутов замедлялся тем, что каждый люк на пути приходилось отпирать и запирать — Церцерсис свирепо следил за герметичностью отсеков. Кремальеры и клинкеты отлаживались и проверялась до тех пор, пока Церцерсис самолично не обследовал и одобрял каждую переборку. Или не одобрял. Тогда у механиков наступали особо трудные вахты.
Но на нижних уровнях добиться герметичности почти невозможно. Там, в толще жидкого грунта, покоились самые древние дасбуты, ржавеющие и сминаемые колоссальной тяжестью многих поколений металлических отложений. Гноище постепенно просачивалось в трюмы, заполняло отсек за отсеком, палубу за палубой, пока полностью не отвоевывало мертвую машину у людей. Тогда приходилось отдавать концы переходов через затопленный дасбут, и возводить обходные из одной части колонии в другую. Если таковые пути требовались. Иначе потерявших связь просто бросали умирать.
Выискивать тонущие дасбуты и являлось одной из обязанностей Кронштейна. Он единственный, кто знал каждый закоулок гноища как свои болты в зубах. А малейшую течь чувствовал, словно прыщ на собственной заднице.
— Команде приступить к курсовой задаче «раз»! — проорал механик в первый подвернувшийся выгороженный закуток. Оттуда немедленно запустили обрезком трубы.
Сворден поймал железяку и аккуратно положил на палубу. Из закутка выполз Червяк, опираясь на культи и принялся ощупывать вокруг себя единственной уцелевшей рукой. Сворден подтолкнул к нему кусок трубы.
— Шещо шашашаша? — прошепелявил, пуская обильные слюни, Червяк. Бельмастые глаза пытались хоть что-то разглядеть в скудно освещенном проходе.
Кронштейн остановился, вернулся и присел на корточки перед калекой.
— Продуть баллоны гальюнов! — проорал в ухо Червяку.
Червяк махнул железякой, но Кронштейн перехватил ее, вытащил изо рта болт и запихнул в ноздрю калеке. Червяк взвизгнул, заелозил, пытаясь уползти в закуток. Из носа потекла кровь.
— Шашаль шашаший! Шашаль шашаший! — причитал Червяк, пытаясь ухватить головку болта обрубками пальцев.
Сворден поковырял ногтем в зубах, терпеливо дожидаясь конца представления. Являясь существом мерзким, Червяк особого снисхождения не заслуживал. Поговаривали, что на культях он ловко пробирается по гноищу, выискивает еще более немощных — умирающих стариков и детей, и высасывает из них кровь.
Отвесив Червяку напоследок оплеуху, Кронштейн выпрямился и сдвинул новый болт в уголок рта:
— Команду отпустить на берег! Дежурным по вахте приступить к уборке кают!
Он их выхаркивает из горла, решил Сворден. Выблевывает из желудка. Сворден попытался вообразить внутренности Кронштейна, забитые железками, и как тот пополняет свой запас, столь щедро расходуемый болты на Червяков и ему подобных уродов. Картина получалась сказочная.
Чем ниже они спускались, тем тише становилось. Казалось, ледяной воздух подмораживает все звуки, отчего привычный шум пара в плохо отцентрированных турбинах, шелест воды в трубах сменялись тяжелой тишиной. Она подкрадывалась откуда-то снизу, просачивалась сквозь трещины в корпусе, постепенно затапливая палубу за палубой, отсек за отсеком. С каждым шагом Сворден и Кронштейн все глубже окунались в черное безмолвие, которое нестерпимо хотелось нарушить. Любым способом.
Кронштейн принялся тихо бормотать. Сворден прислушался:
— Основным боевым назначением корабля является… эээ… поражение боевым воздействием сил и средств противника. Организация корабля строится… хм… в соответствии с его боевым предназначением на основе задач… да, задач… решаемых данным классом кораблей, — Кронштейн неистово чесал затылок, вспоминая подробности Общего уложения флотской службы. — Организационно-штатная структура корабля устанавливается его штатом… Так, свистать всех наверх… Во главе корабля стоит… да, понятно, что командир корабля. В помощь командиру корабля назначается… назначается… — тут Кронштейн даже остановился, вцепившись в промасленный затылок уже обеими руками. — Ах, да, конечно же!..старший помощник, являющийся первым заместителем командира корабля. Весь личный состав корабля составляет его экипаж…
— Хорошо, — сказал Сворден, слегка подтолкнув Кронштейна в спину. — Откуда такие познания, дружище?
— Читаю, — объяснил тот. — Очень много читаю.
Образ механика, листающего на досуге «Общее уложение», «Типовое корабельное расписание» или «Незыблемые правила вахтенной службы», да и вообще держащего в руках нечто, кроме трофейных книжек с пахабными картинками заставил Свордена похлопать Кронштейна по плечу.
Через несколько отсеков они наткнулись на прокладочные работы. В свежевырезанное отверстие внутреннего корпуса втискивался плазменный резак, вокруг которого собрались Торпеда, Сморкалка и Две полоски. Едко воняло поглотителем и остывающей металлокерамикой. Тишина, наконец-то, испуганно жалась по темным углам, уступив место жаркому спору по узкоспециализированному вопросу:
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});