Роберт Уилсон - Вихрь

Задачей Сандры, работающей в приемном отделении, было стараться минимизировать эти проблемы, что называется, «на входе», — то есть принимать только тех, кто действительно нуждался в уходе, и отваживать (или переправлять другим социальным службам) людей с временно возникшими психологическими трудностями. Теоретически это было несложно: зафиксировать симптомы, дать рекомендацию. Но на деле ей часто приходилось строить догадки и принимать болезненные решения. Если слишком многим даешь от ворот поворот, то это вызывает недовольство полиции и судов; слишком часто включаешь «зеленый свет» — администрация начинает жаловаться на «перенаселенность». А главное, она имела дело не с абстракциями, а с живыми людьми: травмированными, смертельно уставшими, обозленными, подавленными, иногда необузданными; слишком часто эти люди принимали приют за тюрьму, а помещение туда за приговор — собственно, они не очень ошибались.

Поэтому спокойно работать было невозможно, приходилось балансировать и выкручиваться, да и в самом учреждении словно были натянуты невидимые струны, по-разному вибрировавшие от верных и неверных нот. Войдя в корпус, где находился ее кабинет, Сандра заметила, что дежурная медсестра исподтишка провожает ее взглядом. Струна завибрировала. Уже насторожившись, Сандра задержалась перед батареей пластмассовых шкафчиков для деловых бумаг сотрудников. Дежурная сестра по фамилии Уотмор сказала ей:

— Можете не искать личное дело Матера, доктор Коул. Его забрал доктор Конгрив.

— Не понимаю. Доктор Конгрив забрал дело Оррина Матера?

— Разве я непонятно выразилась?

— С какой стати он его забрал?

— Спрашивайте об этом его самого. — С этими словами сестра Уотмор отвернулась к своему монитору и защелкала по клавишам, давая понять, что разговор окончен.

Сандра поспешила к себе в кабинет и позвонила доктору Конгриву, своему непосредственному начальнику. Ему подчинялись все, кто занимался приемом новых пациентов. Сандре он был не по душе: надменный, равнодушный, уделяющий чрезмерное внимание гладкой статистике, которая должна была умаслить комитет по бюджету. После его назначения год назад двое лучших докторов приемного отделения предпочли уволиться, возмутившись установленными им квотами на зачисление в приют. Сандра гадала, зачем он забрал дело Матера, даже не предупредив ее. Обычно Конгрив не удостаивал своим вниманием истории конкретных пациентов.

Как только она соединилась с ним, он тут же начал говорить:

— Чем могу быть вам полезен, Сандра? Я в крыле В, тороплюсь на совещание, так что давайте побыстрее.

— Сестра Уотмор сказала, что вы забрали дело Оррина Матера.

— Действительно… Да, я видел, как она сверлила меня своими маленькими глазками… Извините, что заранее с вами не поговорил. Просто к нам в приемное отделение поступил новый сотрудник, доктор Эйб Фейн, вот я и подумал, что ему лучше начать с какого-нибудь беспроблемного дела. Среди всех наших нынешних кандидатов на зачисление Матер — самый тихий, не хочется, чтобы новый сотрудник сразу нарвался на буйного. Вы не возражаете? Я его проинструктирую.

— Не знала, что у нас новенький.

— Проверьте в своих папках, у вас должна быть эта информация. Фейн был интерном в больнице «Бейлор» в Далласе, очень многообещающий специалист, но я все равно буду держать его на коротком поводке, пока он не разберется, что здесь к чему.

— Дело в том, что я уже начала работать с Оррином Матером. У меня уже установились с ним доверительные отношения.

— Полагаю, все имеющее отношение к делу Фейн найдет в ваших записях. Что-нибудь еще, Сандра? Не хочу быть невежливым, но меня люди ждут.

Она знала, что давить бессмысленно. Несмотря на достаточно скромную квалификацию, Конгрив приглянулся совету директоров именно как способный управленец. Психиатров приемного отделения он считал всего лишь наемным персоналом и своими подчиненными.

— Нет, у меня все.

— Хорошо, поговорим позже.

Обещание или угроза?

Сандра устроилась за рабочим столом. Она была, конечно, разочарована и немного злилась на Конгрива за его начальственный тон, хотя уже могла бы к нему привыкнуть.

Что она записала в личном деле Оррина Матера? Кажется, ничего, что касалось бы интереса, проявленного к его делу полицейским Боузом. Она обещала Боузу не разглашать то, что относится к фантастической истории, якобы сочиненной Матером. Но стоит ли держать слово в сложившихся обстоятельствах?

По долгу службы она обязана была сообщить Конгриву (или новенькому, Фейну) все, что имело отношение к оценке потенциального пациента. С другой стороны, процедура оценки была рассчитана на целую неделю, так что с полным раскрытием информации можно было не торопиться. Во всяком случае, лучше сперва разобраться в причинах заинтересованности Боуза и понять, сам ли Оррин Матер написал то, что она прочла накануне. Надо расспросить об этом Боуза, и чем скорее, тем лучше.

А что касается самого Оррина… правила не запрещали ей навестить его хотя бы из вежливости. Даже если он больше не ее пациент.

Смирным пациентам на стадии проверки предоставлялась возможность общаться между собой в комнате отдыха в присутствии врача, но Оррин был необщительным. Сандра полагала, что застанет его в палате, и не ошиблась. Он восседал на матрасе со скрещенными ногами, как костлявый Будда, уставившись в голую стену напротив окна. Несмотря на маленькие размеры, комнаты в приюте были вполне ничего себе, если постараться забыть, что на самом деле это тюремные камеры: не- бьющиеся окна из стекловолокна, подозрительное отсутствие каких-либо вешалок, крючков, острых углов. Комнату Оррина недавно перекрасили, замазав непристойные рисунки на ее стенах.

Он встретил Сандру улыбкой. На простодушной физиономии легко читались его чувства. Большеголовый, скуластый, приятные, но слишком широко распахнутые глаза. Такого обмануть ничего не стоит.

— Доброе утро, доктор Коул. А мне сказали, что я вас больше не увижу.

— Твое дело, Оррин, передано другому врачу. Но мы все равно можем побеседовать, если хочешь.

— Пожалуй, хочу, — откликнулся он.

— Вчера я говорила с полисменом Боузом. Ты его помнишь?

— Да, мэм, конечно, помню. Боуз — единственный полисмен, проявивший ко мне интерес. — (В простецком выговоре Оррина «полисмен» стал «плиз-меном»). — Только он взялся позвонить Эриел, моей сестре. Вы не знаете, она еще не приехала?

— Не знаю, но я собираюсь переговорить с Боузом и обязательно его об этом спрошу.

Решив, что незачем ходить вокруг да около, она сказала: