Андрей Дай - Орден для поводыря

– Никогда не был силен в естественных науках, – вынужден был сдать назад я. И передернул плечами. Я-то сдуру считал расизм изобретением двадцатого века. А оказывается, уже теперь какой-то граф, судя по всему – французский, вовсю рассуждает о превосходстве белой расы. Больше того! Оказывается, труды этого ретрофашиста изучают даже во глубине сибирских руд. – Мы еще обязательно побеседуем с вами, господин лекарь, на эту тему. Сейчас же давайте вернемся к нашей крепости.

Барков обиженно поджал губы, но замолчал. А я и после присматривал за ним. Особенно когда известие о том, что в Кош-Агаче появился русский доктор, облетело кочевья и к палатке врача потянулись туземцы. Боялся, что, будучи идейным расистом, он откажется пользовать теленгитов и монголов. На счастье, этого не происходило. Клятва Гиппократа оказалась сильнее сочинений графа де Гобино.

Работа на месте будущей Чуйской твердыни закипела с раннего утра. Капитан с помощью нескольких десятков колышков, мотка бечевки и мерного аршина разметил будущие рвы и валы. Все свободные от других работ солдаты, раздевшись до пояса, тут же взялись за кирки и лопаты. Дюжина молодых поляков натащила целую гору тальниковых плетей и под руководством матерого Казнакова учились плести корзины. Артиллерист Саша Геберт руководил сборкой лафетов. Безсонов со своей полусотней забрал купеческих вьючных лошадок и отправился к едва видневшимся деревьям. И только мы с князем Костровым остались не у дел.

Это я несколько погрешил против истины. Дело у меня было, и весьма важное дело. Но чтобы получить возможность им заняться, нужно было как-то избавиться от вдохновленного своими невероятными открытиями натуралиста.

– …и потому барометр убедительно доказывает, ваше превосходительство, что долина сей реки находится не ниже чем в полутора верстах от уровня Балтийского моря, – вещал князь. – Сейчас я намерен изучать язык туземных народов, дабы иметь возможность задавать им вопросы…

– Отчего же вы не возьмете толмача у Гилева или Хабарова?

– Ах, Герман Густавович! Кабы был я уверен, что эти сведущие люди знают такие слова, как «облачный слой» или «снежный покров». Они же начнут упрощать, подыскивать замены. Говорить «облака» или «снег». И я могу лишиться важнейших для науки сведений.

– А что, есть разница? И почему вы думаете, что в языке инородцев есть нужные вам слова?

– Позвольте с вами не согласиться, господин губернатор. В сообщениях господина Валиханова упоминается, будто тюркские языки содержат до тридцати слов, относящихся только к понятию «лошадь». Это богатейший, удивительнейший язык, наверняка не уступающий и нашему родному…

– Я, конечно, далек от наук, Николай Алексеевич, только мнится мне, что теленгиты и прочие монголы говорят не на тюркском наречии.

– Ну как же, как же! Они же номады, сродни татарам или киргизам…

– Тем не менее я рекомендовал бы уточнить этот вопрос у знакомых с туземными обычаями и народами купцов. Уверен, что среди торговой части нашей экспедиции отыщется человек, знакомый и с татарскими, и с теленгитскими языками.

– Вы так считаете?

– И даже настаиваю.

Князь тут же поспешил откланяться и побежал в свою палатку – вооружаться толстым блокнотом. Я дождался, пока его картуз замелькал среди занятых распаковкой и сортировкой привезенных товаров приказчиков, и только после этого пошел искать Гилева. Нам с ним предстояло небольшое путешествие на северо-восток. К тому месту, что соответствовало отметке Ag в кружке на той памятной карте.

Еще в дороге мы с Васькой договорились, что разработкой месторождения займемся тотчас, как достигнем поселка. Несколько – не больше полудюжины – мужиков, специально отобранных в Бийске, должны были поселиться неподалеку и, не привлекая к себе внимания солдат из крепости, тихонько плавить драгоценный металл. Оставалось только найти собственно жилу. Ну и присмотреть удобное местечко под зимовье рудных пиратов.

Вы когда-нибудь видели серебряную руду? Вот и я нет. Так, чисто с точки зрения здравого смысла, это должен был быть камень с белыми блестящими металлическими прожилками, ну или крапинками. Конечно, я не ожидал, что жила – это сверкающий белизной слой на изломе скалы, торчащий из земли на самом видном месте. Алтай – довольно заселенное место, а за десятки тысяч лет через эти места прошло много всяких народов, от гуннов до ариев. И уж точно нашелся бы умник, споткнувшийся о мое месторождение и тут же кинувшийся выделывать всякие там колечки с сережками для своей ненаглядной.

Логично предположить, что руда должна находиться в каком-то неочевидном месте. Или выглядеть должна как-то… неправильно. Чтобы неспециалисту было трудно догадаться, что это вообще серебро.

По идее, следовало перестать изображать из себя невесть кого и позвать в помощь любого из троих моих сирот-геологов. Ну или хотя бы сходить в горный музей в Барнауле. Уж что-что, а серебро там обязано быть. Только лишний человек в предприятии нам с Василием Алексеевичем был не нужен. Не дай бог сболтнет лишнее – что его потом, убивать? А о музее я вспомнил, уже исцарапавшись и разодрав штанину о колючие кусты. Труд геолога, даже доморощенного, оказался гораздо тяжелее, чем мне это представлялось.

В конце концов сошлись с компаньоном на том, что нужно набрать разных камней, сильно отличающихся от обычного серого сланца, и предъявить их моим ребятишкам. Авось какой-нибудь да выберут. Правда, эта идея пришла, когда мы уже порядком вымотались, по скалам да кустам лазая. И что хуже всего, предполагала прочесывание участка заново. Решили выйти к временному бивуаку моих конвойных казаков, чтобы хоть немного отдохнуть и перекусить, а уж потом приняться за сбор камушков.

Кавалерия разместилась в удобном распадке с обильной травой вдоль небольшого веселого ручья. Пара конвойных с ружьями забралась на ближайшую сопку – присматривать за нашей экскурсией и окрестностями. А остальные, срезав дерн у сыпучей скалы в тенечке, развели костерок. К тому моменту как мы с Гилевым прибрели к лагерю, душистый, с травами, чайный напиток уже был готов.

Все-таки Васька – стальной человек. Мои ноги еще не перестали гудеть, а пятки огнем полыхать, как он был готов продолжать поиски. Пришлось под оценивающими взглядами казаков вставать и идти.

Нашли меньше десятка образцов, показавшихся нам перспективными. И это за два часа непрерывного карабканья по горячим камням. У меня уже в глазах стали мельтешить эти проклятые, испачканные лишайниками горы. Гилев тоже устал, но старался держаться бодрячком. А мне стыдно было позволить себе раскиснуть у него на глазах. Так что к конвою вышли, слегка пошатываясь, но изо всех сил демонстрируя как бы бодрость. И с высоко поднятыми подбородками.