Джордж Мартин - Туз в трудном положении

– Значит, ты по делу.

Эми высвободилась из его объятий и поправила синий костюм, который был ей очень к лицу.

– Готовься, – сказала она, – у меня плохие новости.

– Я готов. Я приготовился уже давно.

Эми сморщила носик, реагируя на отвратительную вонь, составленную из смеси табачного дыма, спиртного и не выветрившихся до конца духов. Она присела на край стула и осторожно отодвинула переполненную сигарами пепельницу подальше от себя. Джек придвинул себе стул и уселся на него верхом, глядя на Эми поверх его спинки.

– Что случилось?

– Тебе это очень не понравится. Сегодня будут оспаривать мандаты делегации от Калифорнии.

Джек недоуменно воззрился на нее.

– Люди Джексона решили застать нас врасплох. Они заявляют, что мажоритарная система с правилом, по которому победившая на первичных выборах сторона получает все голоса, по сути своей дискриминационна по отношению к меньшинствам.

– Чепуха, – тут же откликнулся Джек. – В Калифорнии это правило существует столько, сколько я себя помню.

– Это возражение дает им возможность расформировать наш крупнейший блок делегатов – и сделать это под видом борьбы за справедливость.

– Мы соблюдали правила. Мы честно победили на праймериз.

Эми посмотрела на него с досадой.

– Джек! Правила таковы, какими их объявит съезд! Если они отклонят наших делегатов, то положат начало представительским и процедурным сражениям, которые могут все дестабилизировать. Именно это и нужно Джексону, Гору и Барнету: если воцарится хаос, это повысит их шансы на выдвижение кандидатом от партии. Если им удастся поставить нас раком и навязать процедурное поражение до первого голосования, у них появится надежда перехватить дезертиров из нашего лагеря во время второго тура.

– Здорово. Просто здорово.

Странно, он так и не может привыкнуть к тому, что женщины позволяют себе неприличные выражения. Черт, он никак не привыкнет и к тому, что это позволяют себе мужчины!

Порой он особенно остро ощущал себя реликтом.

– Конфронтация сведется к тому, кто лучше знает свод правил и ловчее ими манипулирует. Кто официальный представитель вашей делегации?

Джек беспокойно шевельнулся на стуле:

– Наверное, я.

– Ты хоть как-то разбираешься в процедурных вопросах?

Джек задумался.

– Я был членом множества советов директоров. Ты даже представить себе не можешь, какие фокусы там устраивали на заседаниях.

Эми вздохнула.

– Ты знаком с Дэнни Логаном? Он – официальный представитель нашей кампании. Я хочу, чтобы ты следовал его инструкциям.

– Когда я в последний раз видел Логана, он пьяный валялся у барной стойки в лос-анджелесском аэропорту.

Эми сверкнула глазами и тряхнула головой, убирая с глаз каштановые пряди:

– Даю тебе слово, что сегодня вечером он будет трезв!

Джек подумал и спросил:

– А у нас хватит голосов?

– Непонятно. Дукакис, как всегда, выжидает. Для нас важнее всего суперделегаты. Многие из них – это те конгрессмены и сенаторы, которые пойдут на все, лишь бы не допустить кровавой бани. Они могут проголосовать за нас просто для того, чтобы предотвратить безумие. И, конечно, Грега они знают гораздо лучше, чем Дьюка и Джексона, не говоря уже о Барнете.

– Это просто идиотизм.

– У демократов с тридцать второго года не было съезда, на котором нужен был бы второй тур. Все что-то придумывают по ходу дела.

Джек пристроил подбородок на сложенные руки.

– Я помню тот съезд. Наша семья слушала его по радио. Мы были за Рузвельта. Помню, как мой папка выставил бутыль самогона, когда техасец Джек Гарнер переметнулся от Смита и обеспечил Рузвельту номинацию.

Эми улыбнулась ему:

– Я все время считаю тебя своим молодым… соблазном. Просто не могу представить себе, что ты достаточно стар, чтобы жить в те времена.

– До Грега единственным кандидатом, за которого я голосовал, был Рузвельт на выборах в сорок четвертом, когда я был за морем. До этого я был слишком молод, чтобы голосовать. В сорок восьмом я не смог определиться между Трумэном и Уоллесом, так что вообще не голосовал.

– Ты чуть было не проголосовал за Джорджа Уоллеса? – Казалось, Эми немного шокирована. – Это на тебя не похоже.

Джек почувствовал себя ужасно старым.

– За Генри Уоллеса, Эми. За Генри Уоллеса.

– Ой, извини.

– И чтобы все прояснить окончательно, то упомянутый мной Рузвельт – это Франклин, а не Тедди.

– Это-то я знала! – Она ухмыльнулась. – Как прошла твоя встреча с Хирамом? Или лучше не спрашивать?

Джек покачал головой.

– Очень странно. Не знаю, как ее понимать. – Он посмотрел на нее. – С Уорчестером все в порядке? Я подумал, не болен ли он. Выглядел он нездоровым.

– Э-э…

– У него на шее громадная язва. Я где-то читал, что язвы могут быть симптомом СПИДа.

Эми изумленно захлопала глазами:

– У Хирама?!

Джек пожал плечами:

– Я с ним не знаком, Эми. Единственное, что я понял, – это то, что я его на самом деле не интересую.

– Ну что ж. – Она чуть улыбнулась. – Наверное, это значит, что вы нормально поладили.

– По крайней мере, он больше не преподносил мне десятицентовики.

– Это радует. – Она наклонила голову к плечу и посмотрела на него искоса. – Я сегодня встретила знаменитость. Джоша Дэвидсона. Ты с ним знаком?

– Актера? Что он здесь делает?

– Его дочь в числе наших делегатов. Он здесь как наблюдатель. Я подумала, что вы с ним знакомы: вы ведь оба актеры и все такое.

– Есть и такие актеры, с которыми я не знаком. Честно.

– Он ужасно обаятельный. Очень приятный.

Джек улыбнулся:

– Похоже, у тебя появился несколько более старый… соблазн.

Эми рассмеялась:

– Ну-ну! Может, если бы он сбрил бороду…

– Сомневаюсь. Борода – это один из его фирменных знаков.

Один из телефонов Джека зазвонил. Он посмотрел на батарею аппаратов у себя на столе, пытаясь определить, какой именно его вызывает. Эми встала.

– Мне пора, Джек. Наверное, это Дэнни Логан.

– Угу.

«Процедурная тактика, – подумал Джек. – Чудесно!» Зазвонил еще один телефон. Джек прошел к столу и поднял трубку. Оттуда раздался гудок. Похоже, день будет отвратительный.

11.00

С гнусавым воплем ярости Маки сорвал с покрытой мелкой сыпью стены календарь. На нем между широко раздвинутых женских ног его одобрения – которого, конечно, не последует – ожидали большие и малые губы в обрамлении темных волос и оливковой кожи, а робкая улыбка пуэрториканки парила где-то на заднем плане. Маки выпустил силу в кончики пальцев и провел ими по фотографии. Кусочки женщины разлетелись во все стороны вихрем разноцветных обрывков. Он почувствовал себя немного лучше.