Фредерик Браун - ЧУЖАЯ АГОНИЯ Сборник научно-фантастических рассказов

Ибо они ушли, сменив свой облик.

Пятый человек стоял перед столом Кента Фаулера, главы Купола № 3 Юпитерианской Исследовательской Комиссии.

Под столом Фаулера старина Таузер выкусил блоху, а затем снова уснул.

Харольд Аллен, как это с неожиданной болью осознал Фаулер, был молод — слишком молод. Его очевидная уверенность в себе создавала иллюзию человека, никогда не знавшего страха. И это было странно, так как люди под куполами знали страх, страх и унижение. Трудно было человеку примирить свое слабое Я с чудовищной мощью ужасной планеты.

— Ты понимаешь, — сказал Фаулер, — что тебе нет необходимости делать это. Ты понимаешь, что ты можешь отказаться.

Это была, конечно, формальность. Тем четырем было сказано то же, но они ушли. И пятый, как хорошо понимал Фаулер, уйдет тоже. Но вдруг в нем шевельнулась смутная надежда, что Аллен не пойдет.

— Когда я ухожу? — спросил Аллен.

— Через час, — нахмурясь, ответил он.

Аллен стоял в ожидании, молча.

— Четверо других ушли и не вернулись, — сказал Фаулер. — Ты знаешь об этом, конечно. Мы хотим, чтобы ты вернулся. Мы не хотим, чтобы ты отправился в героическую спасательную экспедицию. Главное и единственно важное — вернуться, просто доказать, что человек может жить в Юпитерианском образе. Дойди до первой базы, не дальше, и возвращайся. Никакой самодеятельности. Не пытайся ничего выяснить. Просто возвращайся.

Аллен кивнул. — Я все понял.

— Мисс Стэнли будет оператором, — продолжал Фаулер. — Здесь тебе не о чем беспокоиться. Конвертирование других прошло безошибочно. Они покинули конвертор в отличном состоянии. Ты будешь в надежных руках. Мисс Стэнли самый квалифицированный оператор в Солнечной системе. Она работала на большинстве других планет. Вот почему она здесь.

Аллен широко улыбнулся женщине, и Фаулер заметил еле заметное отражение какого-то чувства на лице мисс Стэнли — то ли жалости, то ли гнева, а может быть, и обычного страха. Но мгновением позже она уже улыбалась в ответ молодому парню, стоявшему перед столом. Улыбалась, поджав губы, как школьная учительница, как будто ненавидя себя за эту улыбку.

— Жду с нетерпением своего превращения, — сказал Аллен.

Тон, каким он произнес эту фразу, обращал все это в шутку, хорошую, с долей иронии, шутку.

Но это не было шуткой.

Это было серьезное дело, — и смертельно опасное. От этих тестов, знал Фаулер, зависела судьба людей на Юпитере. Если опыты окажутся успешными, то станут доступными ресурсы гигантской планеты. Человек овладеет Юпитером, как он уже овладел менее крупными планетами. Но если неудача…

Если неудача, то человек продолжит свое жалкое существование, угнетаемый чудовищным давлением, скованный страшной силой тяжести, в окружении причудливых и опасных растений. Он так и останется привязан к своим куполам, не способный реально ступить на поверхность планеты, не способный смотреть на нее невооруженным глазом, вынужденный работать при помощи нелепых орудий и механизмов, роботов.

Ибо человек без дополнительной защиты будет раздавлен колоссальным давлением атмосферы Юпитера — 15 тыс. фунтов на квадратный дюйм, давлением, заставлявшим считать вакуумом дно морей на Земле.

Даже самый прочный металл, который смогли изобрести земляне, не мог существовать под таким давлением и щелочными дождями, непрерывно поливающими планету. Металл становился хрупким и слоистым, крошился, как глина, или растекался мелкими струйками и дробился на капли аммиачных солей. Только упрочнение и укрепление этого металла, повышение его электронного напряжения позволили создать конструкцию, способную противостоять огромной толще удушливых газов, которые, собственно, и составляли атмосферу. Но даже когда и это было сделано, потребовалось дополнительно все покрыть толстым слоем кварца для защиты от жидкой щелочи — едкого дождя.

Фаулер сидел, слушая шум силовых установок, размещенных в подвале купола, — установок, работа которых никогда не прекращалась, и ровное гудение которых всегда было слышно в куполе. Они должны были работать не переставая, поскольку их остановка означала бы прекращение поступления энергии в металлические стены купола, ослабление электронного напряжения и — конец всему.

Таузер приподнялся над столом Фаулера, вычесал другую блоху, тяжело хлопая лапой об пол.

— Что-нибудь еще? — спросил Аллен.

Фаулер покачал головой. — Может быть, тебе надо привести в порядок свои дела, — спросил он. — Ну, там…

Он хотел было сказать, — написать письмо, но успел вовремя остановиться и был этому рад. Аллен посмотрел на свои часы. — Я буду здесь вовремя, — сказал он, резко повернулся и направился к двери.

Фаулер знал, что мисс Стэнли наблюдала за ним и не оборачивался, не испытывая желания встретиться с ней взглядом. Он перебирал пачку бумаг, лежащую на столе. — Ну и как долго это будет продолжаться? — спросила мисс Стэнли, зло чеканя каждое слово.

Только тогда он резко повернулся и встретил ее взгляд. Ее губы вытянулись в прямую ниточку, ее зачесанные гладко волосы, казалось, прилипли к черепу, что придавало лицу странное, пугающее выражение, свойственное посмертным маскам.

Он попытался, чтобы голос его звучал спокойно, сухо и ровно. — Столько, сколько это будет необходимо, — сказал он. — Пока есть хоть малая надежда.

— Вы собираетесь и дальше приговаривать их к смерти, — сказала она. — Собираетесь и дальше выпускать их один на один с Юпитером, а сами сидеть тут в безопасности и комфорте.

— Здесь не место для сентиментальности, мисс Стэнли, — сказал Фаулер, стараясь скрыть нарастающее раздражение. — Вы знаете так же хорошо, как и я, почему мы это делаем. Вы отдаете себе отчет в том, что человек в своем естественном виде просто не способен вынести условия на Юпитере. Единственный выход состоит в том, чтобы преобразовать человека в некоторую форму, которая на это способна. Мы так поступали на других планетах.

— Если несколько человек погибнет, но мы, в конечном счете, добьемся своего, то цена не слишком высока. Веками люди отдавали свои жизни во имя глупых целей, по дурацким причинам. Так почему мы должны колебаться в деле столь значительном?

Мисс Стэнли сидела прямо, сложив руки и словно оцепенев, свет падал на ее седеющие волосы, и Фаулер, наблюдая за ней, попытался вообразить, что она могла чувствовать и что она могла думать. Он не испытывал, если быть точным, страха перед ней, но чувствовал себя неуютно в ее присутствии. Эти острые голубые глаза замечали слишком многое. Ей больше бы подошла роль чьей-нибудь сиделки, дремлющей с вязанием в кресле-качалке.