Петер Жолдош - Сверхзадача

Впрочем, Юму редко попадается на глаза, держится возле самого маленького костра, на границе темноты, и, если вожак сделает хоть шаг в сторону Юму, в следующий миг неверную тень последнего поглотит тьма девственного леса. Днем он прячется в кустах, бродит неподалеку от сбившегося в кучу племени; непонятно, как до сих пор его не сожрал желтый убийца, растерзавший многих здоровых и сильных охотников. Юму хромает, одна нога у него короче другой, но он, по сути, не таков, как все. Именно за это Дау издавна хотел его придушить. Еще мальчишкой тот не уступил дорогу ему, Первому. Когда шел вождь, мелюзга разлеталась по кустам, лишь бы не попадаться ему под ноги, таков был закон. А этот остался там, где стоял, поднял голову и в упор посмотрел Дау прямо в глаза. До сих пор не забыть этого взгляда, взгляда ребенка на убийцу своего отца — так казалось всегда Дау. И в этом взгляде не было ненависти, теплые карие глаза мальчика выражали что-то другое… Но что? Этого Дау не мог высказать теми немногими словами, которые знал. Он, могучий вождь охотников, чувствовал лишь, как от этого взгляда у него шевелятся волосы и чешется кожа по всему телу, хочется орать на весь лес и бить, бить все вокруг, только бы не видеть этих глаз. Вот и сейчас, как всякий раз, когда он вспомнит Юму…

Дау встал и отошел от костра.

Он убьет Юму. Сегодня же.

Охотники объелись мяса и слишком ленивы после трехдневного пиршества, да и довольны победой над врагом. Сегодня ночью ему никто не помешает, никто не призовет к ответу.

Но тень, которую он заметил неподалеку от светлого круга дальнего костра, метнулась и исчезла в непроглядной тьме. И Дау, Первый среди храбрецов, не посмел за ней следовать.

Первого двурогого нашел Юму. Красные охотники, впрочем, называли его иначе, — тупоголовым, довольно точно определив умственные способности этого громоздкого и неповоротливого животного, или еще хрюком. Было пока тепло, и Юму хорошо помнил, как, сбежав в ту ночь от дальнего костра, забрался на дерево, чтобы дождаться рассвета. Вдруг ему послышался шум падения грузного тела, треск ломающихся сучков. Но никакого крика, хрипа или другого звука не последовало, и Юму успокоился. Но вскоре появились дикие собаки, и, когда он неожиданным броском своего копья переломил ребра одной из них — хотя собаки находились на отдалении, по их мнению, вполне безопасном, — это им определенно не понравилось. Лесные сородичи Ваи никогда не поступали так. Протяжным воем, устремленным к мирно плывущим в небе облакам, выразив свое недовольство, собаки отступили в кустарник, но не ушли. Юму убил еще трех и только тогда случайно наткнулся на труп хрюка. Маленькое круглое отверстие с обугленными краями повергло Юму в такое же недоумение, как и тех, чье мясо, поджаренное на костре, он ел по милости своего брата Тиака, ибо Тиак был добрым родственником, в особенности в дни изобилия. Но мясо всегда мясо, даже в том случае, если желудок полон до краев, а красные охотники уже знали секрет, как с помощью огня и дыма уберечь его от порчи. Одна туша хрюка даст больше мяса, чем несколько косматых, во много раз больше. А охотиться на могучего хрюка слишком большой риск, несмотря на его тупость. Да и зачем, если уничтожить косматых, размахивающих дубняками, гораздо безопаснее, издали бросая каменные копья? Но тогда кто же?..

Ход мыслей Юму прервался.

Кто мог уложить могучего зверя?

Он еще раз наклонился над маленькой ранкой, принюхиваясь к запаху гари, затем отпрянул и огляделся, подняв копье. Кругом царило безмолвие, если не считать ворчания и тявканья диких собак. Стало страшно. Что он может сделать своим копьем против того, кто вот так, одним ударом свалил хрюка? Но еще хуже было нечто непонятное — почему это неизвестный бросил свою добычу? Так не поступит ни один хищник в лесу. Помнится, старики в племени — их осталось мало, большинство умерли, не выдержав беспрестанных длинных переходов, — рассказывали иногда, будто умершие продолжают жить среди живых, следуя за ними но пятам. Неуязвимые, ибо уже умерли один раз…

Юму содрогнулся. Он и сам много раз видел своего отца или Яду и, просыпаясь по ночам, искал и звал их, такими живыми и близкими они ему казались. Помнил он и о том, как, бывало, стонали от ужаса спящие воины, а когда их будили, то вскакивали и хватались за копье, чтобы продолжать схватку с видениями, мучившими их во сне. Но зачем мертвецу убивать хрюка, не нуждаясь в мясе? Уж кто-кто, а Юму знал, в чей желудок попадет первый кусок мяса, вырезанный из тела жертвы и брошенный далеко в кусты в качестве жертвоприношения умершим. Еще в детстве дрался он из-за него с шакалами, идущими следом за племенем. Позже, став постарше, Юму понял, чей законный ужин он поедал, отбив у шакалов, и многие ночи напролет дрожал от страха, ожидая, что мертвецы потребуют вернуть их долю. Но никто не приходил.

Но если хрюк убит не для еды…

Мысли в голове Юму долго вертелись по замкнутому кругу, пока наконец не блеснула догадка: он убивал для них, для красных охотников! Если предок при жизни охотился для всего племени, мог ли он поступить иначе после смерти? Нет, конечно, нет. И если родной отец способен навещать во сне своего сына — Юму отлично помнил все, и отца в схватке, и удар каменной палицы Дау, хруст черепа и перекошенное болью отцово лицо, — отчего же, спрашивается, он не может, как в давнее время, убить хрюка?

Юму обошел неподвижную тушу кругом, но других ран не обнаружил. Получалось, что хрюка убил один-единственный удар копьем. В недоумении он поскреб затылок. Но ведь копье не может быть больше, чем дыра, которую оно проделало! Между тем круглая ранка так мала, что в нее едва влезет палец. И потом, какой силой надо обладать, чтобы брошенное копье, пусть самое тяжелое, пробило насквозь череп хрюка? Почему обуглены края раны и от нее пахнет жареным? Каждый охотник знает, что кремневые наконечники следует держать подальше от костра, ведь огонь рано или поздно пережигает камень, превращает в трухлявый песок. И как покойник может овладеть огнем? Немного есть на свете вещей, которые так легко обнаруживают себя, как огонь. Дым и свет от горящего костра видны издалека. Юму был уверен, что минувшей ночью поблизости не было никакого огня, он непременно заметая бы его, сидя на своем дереве.

Юму самым мудрым из всех охотников племени считал Эора. Прихрамывая, он подошел к стойбищу, чтобы поделиться с ним не только доброй вестью о найденной добыче, но и мучительными вопросами, сверлившими мозг.

Эор прихрапывал, раскинувшись на земле подле таких же, как он, непобедимых воинов, спавших вповалку среди разбросанных костей, оружия и прочего, позабыв о догоравших кострах, пускавших к небесам редеющие струйки дыма. Кто отважился бы нарушить отдых победителей? Прежде, в родных местах, ночной сон охраняли, бывало, бдительные дозорные, чтобы коварные враги не напали врасплох. Кто тут, в южных джунглях, умел обращаться с огнем и с кремневым оружием, были господами положения.