Юлия Зонис - Геном Пандоры

– Не так сразу, – успокоил маму врач. – Скорее всего, ваш сын проживет лет двадцать – двадцать пять. При его метаболизме и скорости развития это практически аналогично нормальной продолжительности человеческой жизни… У меня в практике ваш случай не первый. После катастрофы что-то произошло с генами. Темпы развития зародышей ускорились, но, вероятно, ускорится и старение – пока не было возможности проверить это на людях…

Кажется, слова про «двадцать – двадцать пять лет» совершенно успокоили маму, потому что она достала из сумочки баллончик с гримом и принялась поправлять макияж. Нет, это они уже вышли из кабинета и стояли в коридоре перед большим зеркалом. Мама красилась, а Колдун пытался понять, зачем она красится – ведь ее лицо и так безупречно красиво. Она отражалась в зеркале: высокая, стройная и волшебно прекрасная, с пепельными волосами, собранными в сложную прическу. Мать по-прежнему держала Колдуна за руку, но сколько он ни вглядывался в холодную поверхность зеркала, его отражения там не было. Стоявшая рядом прекрасная женщина, казалось, не замечала ничего необычного – возможно, потому, что смотрела лишь на себя.

Закончив макияж, мать нетерпеливо потянула Колдуна за собой. А он все не шел, он упрямо надеялся, что если не сейчас, то через минуту отражение проявится.

– Пошли!

Мать рванула сильнее. Колдун уперся, и следующий рывок был уже болезненным. Колдуна поволокло в сторону, прочь от зеркала…

Только никакого зеркала не было. Были пялящаяся в пролом крыши зеленая луна, длинные тени от балок – как кресты на земляном полу. Костер, сложенный Роем в выкопанной в полу ямке, уже прогорел, и от него поднимался вверх тощий сизый дымок. Рядом храпел Хантер, а андроида нигде не было видно.

Колдун приподнялся на локте, и вдруг что-то сильно толкнуло его в бок. Так сильно, что он вместе со спальником слетел с належенного места и откатился в сторону. С того пятачка, где спал Колдун, полетели комья земли. Словно завороженный, он следил за тем, как из расширяющейся норы высунулась темная мордочка. Высунулась, исчезла, а затем ночной копатель показался уже целиком. Тварь была невелика ростом и силуэтом напоминала человека, но более тонкая и угловатая, с резкими пугливыми движениями. Колдун сглотнул, попутно заметив, что опухоль сошла. В остальном хорошего было мало. Он решал, а не заорать ли, когда из раскопа полезла вторая тварь. Первая, поведя башкой из стороны в сторону, на четвереньках пропрыгала к Хантеру. «Как лягушка, – подумал Колдун. – Странная ночная лягушка, которая хочет выпрыгнуть из собственной тени». Тварь наклонилась над охотником и припала к нему. Колдун забарахтался в спальнике, вспоминая, куда сложили оружие. Он уже почти выпутался из мешка, когда перед ним возникла мордочка второй твари: узкая, серая, с фосфоресцирующими глазами то ли кошки, то ли лемура. С секунду тварь пялилась на него, склонив башку к покатому плечу. От подземной нечисти пахло остро и неприятно, как от голов-ки несвежего сыра.

«Уйди», – мысленно приказал Колдун.

Однако тварь не послушалась, потому что он неправильно настроился. Колдун говорил со зверем, а тварь, кажется, была не совсем зверем или совсем не зверем. Вместо того чтобы уйти, она протянула тощую лапку и пощупала его лицо. Колдун отшатнулся от липкого прикосновения и наконец-то вскрикнул. Тогда тварь распахнула узкогубую черную пасть, и острые зубы впились Колдуну в шею.

Сегодня у Сиби было много дел. Во-первых, следовало проснуться, а просыпалась Сиби всегда долго и неохотно. Так хорошо было спать, свернувшись клубком, уткнувшись носом в коленки, под чуть слышное мерное бормотание Старого. Только холодно. С тех пор как родные сестренки уснули Долгим Сном и присоединились к Танцу, в Сибином отнорке всегда было холодно. Не прижмешься ни к кому. Не отогреешься. Эти мысли окончательно расстроили Сиби, и она проснулась. Проснувшись, умылась длинным язычком, особенно аккуратно вылизав ладони и подмышки. Затем слазила наверх и проверила шкурки. Шкурки очень хорошо подсохли, значит, их можно было присоединить к Экспозиции. Сырые шкурки в Экспозицию не включишь – зачервивеют. Шкурки были мягкие, меховые, очень приятные на ощупь. Отлично. Настроение Сиби резко улучшилось, особенно после того как, спускаясь к себе со шкурками, она наткнулась на жучиное гнездо и сытно позавтракала личинками. Дожевывая последнюю, особенно мучнистую, Сиби скатилась вниз, пересекла на четвереньках свой отнорок и вылезла на площадку перед входом. Это было место Экспозиции. Двоюродные сестренки Сиби тоже делали Экспозиции, но очень, очень небрежно. Тут все дело в сочетании материалов: твердое, неприятное на ощупь само по себе, но составляющее контраст шелковистым шкуркам, шелестящие надкрылья жуков рядом с шелестящими обрывками пластиковых пакетов. Красиво. Сири, двоюродная сестренка справа, специализировалась на запахах. По мнению Сиби, ее Экспозиция жестоко воняла, а о красоте лучше вообще было помолчать. Впрочем, у каждого своя идея прекрасного. Сиби, к примеру, нравилось трогать. Поэтому она сочетала – в правильных пропорциях – мягкое и жесткое, скользкое и шершавое, колючее и гладкое.

Сиби как раз была в процессе работы – она уже уложила три из четырех шкурок и прикидывала, куда бы уместить последнюю, – когда из правого отнорка выкатилась очень возбужденная Сири. Из ее невнятных вскриков Сиби поняла, что наверху появилось Теплое Место. Теплое Место всегда делали наземники. Сиби думала иногда, что Теплые Места – это что-то вроде Экспозиций у наземников. Сири верещала и требовала поднять на уши всю колонию, но Сиби всегда отличалась большей сдержанностью. Наземников всего двое. Не стоит беспокоить сестренок.

Теплое Место появилось как раз над крышей одного из Сириных ходов, так что прокопаться наверх ничего не стоило. Сири выскочила первой и сразу кинулась к большому наземнику. Ее возмущало то, что эти двое так нагло расположились прямо над ее тайным ходом. Сиби заинтересовал второй наземник, тот, что поменьше. Он не спал Коротким Сном, в отличие от первого. Он сидел и смотрел на Сиби. У наземника было белое лицо мертвеца, плоский нос и маленький бледный рот. Только глаза у него оказались почти как у Народа – темные, даже слишком темные и тусклые, будто два дохлых жука. Этими тусклыми глазами он смотрел на Сиби, словно просил: «Потрогай – и поймешь, что я не такой уж уродливый». Сиби протянула лапку, чтобы потрогать. Наземник дернулся и заорал. На ощупь он тоже был совсем неприятный, скользкий и холодный. Противно целовать такого, но Сиби все же превозмогла себя и даровала наземнику поцелуй, несущий Глубокий Сон.