Клиффорд Саймак - Кимон

В углу какая-то компания пела хором. Неподалеку ссорилась парочка.

- Тут слишком шумно, - сказала Максайн. - Не хотите ли посмотреть мои картины?

- Ваши картины?

- То, чем я зарабатываю себе на жизнь. Они довольно плохи, но в этом никто не разбирается.

- Я бы посмотрел.

- Тогда хватайтесь за меня и держитесь.

- Хватайтесь...

- Мысленно. Не руками, конечно. К чему пользоваться лифтом?

Бишоп удивленно смотрел на нее.

- Учитесь, - сказала Максайн. - В совершенстве вы этим не овладеете никогда, но двум-трем трюкам научитесь.

- А что мне делать?

- Просто расслабьтесь - сказала Максайн. - Умственно, конечно. Постарайтесь быть поближе ко мне. Не пытайтесь помогать. Вы не сможете.

Он расслабился и постарался быть поближе к ней, сомневаясь, правильно ли он все делает.

Вселенная раскололась и соединилась вновь.

Они стояли в другой комнате.

- Я сделала глупость, - сказала Максайн. - Когда нибудь я ошибусь и засяду в стене или где-нибудь еще.

Бишоп вздохнул, огляделся и присвистнул.

- Как здесь хорошо, - сказал он.

Вдалеке едва виднелись стены, на западе возвышались снежные горы, на востоке текла река, берега которой поросли густым лесом. Прямо из пола росли цветы и кусты. В комнате были синеватые сумерки, а где-то вдалеке играл оркестр.

Послышался голос шкафа:

- Что угодно, мадам?

- Коктейли, - сказала Максайн, - не слишком крепкие. Мы уже раздавили бутылочку.

- Не слишком крепкие, - повторил шкаф. - Сию минуту, мадам.

- Иллюзия, - сказала Максайн. - Все тут иллюзия. Но прекрасная иллюзия. Хотите попасть на пляж? Он ждет вас. Стоит только подумать о нем. Или на Северный полюс. Или в пустыню. Или в старый замок. Все это будет как по мановению волшебного жезла.

- За ваши картины, должно быть, хорошо платят, - предположил Бишоп.

- Не за картины. За мою раздражительность. Начинайте с этого. Впадите в черную меланхолию. Начните подумывать о самоубийстве. Тогда все у вас будет наверняка. Вас быстренько вознесут в номер получше. Сделают все, лишь бы вы были довольны.

- Вы хотите сказать, что кимонцы сами переместили вас сюда.

- Конечно. Вы еще новичок, и потому у вас не такой номер.

- Мне мой номер нравится, - сказал Бишоп.

Коктейли были готовы.

- Садитесь, - сказала Максайн. - Хотите луну?

Появилась луна.

- Хотите две или три? - продолжала она. - Но это уже будет слишком. С одной луной совсем как на Земле. Так вроде бы уютней.

- Но ведь должен быть предел, - сказал Бишоп. - Не могут же они улучшать ваше положение до бесконечности. Должно прийти время, когда даже кимонцам нельзя уже будет придумать ничего нового и неизведанного.

- На вашу жизнь хватит. Все вы, новички, одинаковы. Вы недооцениваете кимонцев, в вашем представлении они люди, земные люди, которые знают чуточку больше нас. Но они совсем другие. Ни в чем не похожие на нас. Только вид у них человеческий. Они снисходят до общения с нами.

- Но для чего им нужно общаться с нами?

- Вот об этом, - сказала Максайн, - мы никогда не спрашиваем. От этого можно с ума сойти.

Бишоп рассказал своим кимонцам об обычае людей устраивать пикники. Эта мысль им никогда не приходила в голову, и они ухватились за нее с детской радостью.

Они выбрали для пикника уголок в горах, прорезанных глубокими ущельями, поросшими деревьями и цветами. Тут же была горная речка с водой, прозрачной, как стекло, и холодной, как лед.

Они устраивали различные игры и боролись. Они плавали, загорали и слушали рассказы Бишопа, усаживаясь в кружок, отпуская язвительные замечания, перебивая, споря.

Но Бишоп посмеивался над ними, не открыто, конечно, так как он знал, что они не хотят оскорбить его, а просто забавляются.

Еще несколько недель назад он обижался, сердился и чувствовал себя униженным, но постепенно привык... Заставил себя привыкнуть. Если им нужен клоун, пожалуйста, он будет клоуном. Если уж ему суждено быть придворным шутом, одетым в разноцветный костюм с бубенчиками, то он должен с достоинством носить дурацкую одежду и стараться, чтобы бубенчики звенели весело.

Временами в их поведении была какая-то злобность, какая-то жестокость, но долго это не продолжалось. С ними можно было ладить, если только знать, как это делать.

К вечеру они разложили костер и, усевшись вокруг него, разговаривали, шутили, смеялись, оставив, наконец, Бишопа в покое. Элейн и Бетти были чем-то встревожены. Джим посмеивался над их тревогой.

- Ни один зверь к костру не подойдет, - сказал он.

- А тут есть звери? - спросил Бишоп.

- Немного есть, - ответил Джим. - Кое-какие еще остались.

Бишоп лежал, глядя на огонь, прислушиваясь к разговору, радуясь, что его оставили в покое. Наверно, такое же ощущение бывает у собаки, подумал он. У щенка, который прячется в угол от детишек, которые не дают ему покоя.

Он смотрел на огонь и вспоминал, как когда-то с друзьями совершал вылазки за город, как они раскладывали костер и лежали вокруг него, глядя на небо, на старое знакомое небо Земли.

А здесь другой костер. И пикник. Но костер и пикник - земные, потому что люди Кимона не имели представления о пикниках. Они не знают и о многом другом. Народные обычаи Земли им незнакомы.

В тот вечер Морли советовал ему присматриваться к мелочам. Может быть, они дадут ответ...

Кимонцам нравятся картины Максайн, потому что они примитивны. Это примитив, но не лучшего сорта. А может быть, до знакомства с людьми Земли кимонцы тоже не знали, что могут быть такие картины?

В конце концов есть ли в броне, покрывающей кимонцев, какие-нибудь щели? Пикники, картины и многое другое, за что они ценят пришельцев с Земли... Может быть, это щели?

Наверно, это зацепка, которую ищет Морли.

Бишоп лежал и думал, забыв, что думать не следует, так как кимонцы читают мысли.

Голоса их затихли, и наступила торжественная ночная тишина. Скоро, подумал Бишоп, мы вернемся - они домой, а я в гостиницу. Далеко ли она? Может быть, до нее полмира. И все же я окажусь там в одно мгновение. Надо бы подложить в костер дров.

Он встал и вдруг заметил, что остался один.

Бишопа охватил страх. Они ушли и оставили его одного. Они забыли о нем. Но этого не может быть. Они просто тихонько скрылись в темноте. Наверно, шутят. Хотят напугать его. Завели разговор о зверях, а потом спрятались, пока он лежа дремал у костра. Теперь наблюдают из темноты, наслаждаясь его мыслями, которые говорят им, что он испугался.

Он нашел ветки и подбросил их в костер. Они загорелись и вспыхнули. Бишопа охватило безразличие, но он почувствовал, что инстинктивно ежится.

Сейчас он впервые понял, насколько чужд ему Кимон. Планета не казалась чужой прежде, за исключением тех нескольких минут, когда он ждал в парке после того, как его высадила шлюпка. Но даже тогда она не была очень чужой, ибо он знал, что его встретят, что кто-то непременно позаботится о нем.