Владимир Свержин - Семена огня

– Вижу, они только что прошли мимо меня.

– Вот и прекрасно. Это твоя цель. Женя, а по Фрейду, это уж твоя специализация.

– В каком смысле – цель?

– Валет, приз зрительских симпатий местного дурдома тебе обеспечен. Цель – значит цель, ее нужно поразить, и желательно с первого залпа. Потому как второго они тебе не дадут. Если можешь ухайдокать этих дуболомов заклинаниями – приступай, а нет – ты шо-то говорил, вроде ножи кидать умеешь…

– Но ведь это же… – Бастиан запнулся, – живые люди!

– Прикинь! – с деланным удивлением подтвердил Лис. – А после твоего меткого броска они таковыми, надеюсь, быть перестанут. Но прими во внимание, что еще одна живая людь топает немного впереди с кавалером по имени Фрейд. Тут очень важно для себя решить, в какой последовательности живые люди будут становиться неживыми.

– Может, я смогу их отвлечь?

– А смысл? Их, в отличие от тебя, вопросы людской живости не занимают аж никак. Отшибут твою вундеркиндовскую головешку и, шо совсем обидно, не вспомнят через полчаса.

– Но как можно? Ведь эффект бабочки…

– Так, щас я тебе быстро расскажу об эффекте таракана! В этом мире будущее пока не наступило, и ты в нем не галлюцинация, не голограмма, а действующая боевая единица. Так шо, если будешь сопли на кулак наматывать, тараканом станешь ты. Тебя раздавят и не поморщатся. А потому воспринимай тех, кто должен быть уничтожен, как мелких вредителей, пусть даже и крупного размера. Иначе чердак у тебя снесет на раз-два-десять, и умчится он в волшебную страну Оз, как домик Элли. Усек?

– Усе-ек, – нехотя, заикаясь, подтвердил Бастиан.

– Тогда действуй быстро, певец моей печали! Тебе эффективную дальность броска метательного ножа напомнить?

– Благодарю, нет.

– Я к тому, что твои подопечные тараканы уже вперед учесали. О, я смотрю, и Фрейд там остановился.

– Сейчас, одно мгновение, – юноша выломился из зарослей бузины и бросился вслед комисам Брунгильды.

– Не вздумай орать, они и так тебя услышали.

Лис оказался прав. Едва различив звук ломающихся ветвей, опытные воины развернулись на месте, готовясь принять бой, но было уже поздно: два стальных острия вырвались из пальцев вдохновенного певца. Полмгновения – и они вонзились в человеческую плоть. В тот же миг юноша, точно пьяный, слетел с тропки в ближайшие кусты, едва не выворачиваясь наизнанку от приступа тошноты.

– Это что там? – заслышав звук падающих тел, Фрейднур повернул голову и потому не увидел, как очаровательное порождение валькирии резко ушло вниз и, крутанувшись на одной ноге, второй, точно циркулем, сшибло его наземь. Торчащее из земли корневище векового дуба будто нарочно выползло из густого мха, чтобы принять затылок могучего дана.

– Я что, его убила?! – девушка, расширив от волнения глаза, бросилась к обеспамятовавшему воину. – А, нет, слава Богу, дышит.

– Женя, я ошибаюсь, или это был «хвост дракона»? – уточнил Сергей.

– Да, – бросила красавица.

– Но ты же говорила, что занималась айкидо.

– Не только.

– Похвальная широта интересов. А знаешь что, Евгения свет Тимуровна, давай-ка, тащи своего подопытного барбудо[4] обратно в крепость.

– Как тащить? В нем же больше ста килограмм живого веса!

– Как-как… Да ты не беспокойся, этот вес полуживой. Тащить, как будто ты сестра милосердия – на себе с поля боя.

– Но там же Брунгильда!

– Ага. И Карел. А будет еще и эта десятка безмозговая с тяжелым детством.

– При чем тут он?

– А при том, бесценная моя доктор психопатических наук, шо твой пациент и без того на тебя глядел как на полубога, а если ты его еще по месту прописки доставишь, то и вовсе можно будет из него веревки вить.

А нам, видишь ли, таких веревок пока сильно не хватает, нам позарез нужен человек, который хоть как-то понимает, шо в этом гадюшнике творится. Шо-то мне подсказывает, ни Пипин, ни его милая сестричка не готовы пойти на контакт и признаться нам за чашкой чая, зачем они убили доброго повелителя Дагоберта и зачем им понадобились мадам Гизелла с мальчишкой. Так шо, давай, вспомни, есть еще тетки в нурсийских селениях, и тащи добычу обратно в лагерь, к родному очагу.

Брунгильда вновь смерила оценивающим взглядом сидящего у стены Карела и удовлетворенно хмыкнула: «Красавчик!».

– На, держи. – Она кинула ему меч. – Мой избранник, да без оружия – это ж курам на смех! Да только ж засунь его в ножны поглубже и примотай накрепко, чтоб, если взбредет в твою головенку мысль снова за него хвататься – было время подумать. А я тебе сразу говорю: это плохая мысль, очень глупая! И запомни, я хоть и добрая, но горячая, станешь мне перечить – велю зажарить и сожру за обедом.

Глаза Карела расширились не то удивленно, не то испуганно. Должно быть, со школьных времен ему не доводилось встречать людей, до такой степени превосходящих его в силе, а уж чтобы попросту отбросили его, как ватную куклу, с таким и вовсе впервые столкнулся. Если добавить к этому, что противником его оказалось существо женского пола – язык не поворачивался назвать это женщиной, – то бездна унижения оказалась подобна темному колодцу.

– Ну, стало быть, так, – на время потеряв интерес к заезжему патрицию, Брунгильда вернулась за стол, – до времени с головы молодого Дагоберта волос не должен упасть. Гизеллу, если невтерпеж, бери себе. Ее прелести мне ни к чему. Я желаю знать, кто придет за ублюдком.

– А если никто не придет, сколько держать его?

– Придут, не сомневайся. Змеиное семя крепкое, огнем рожденное. Но для того, чтобы примчались гады залетные, хорошо бы им нашу приманку так показать, чтоб издалека учуяли.

– Да как же это сделать? – с опаской спросил вельможа.

– Пипин, братец мой бестолковый, ты же майордом, ты должен лучше моего соображать, а похоже, что в черепушке твоей не мозги, а подгоревшая каша. Сам рассуди, кто может рассказать всем и каждому, какая страшная участь ожидает отродье Дагоберта?

– Тот, кто больше всех говорит.

– Правильно. А кто больше всех говорит?

– Глашатай? – предположил владыка Нейстрии.

– Нет. Глашатай много не говорит, его слушают многие. Но еще больше слушают тех, кто проповедует в храмах. Если ко времени, да вдруг пойдет молва, что государь отступил от истинной веры, более того, и саму корону он получил из рук – да что там рук, из когтистых лап – врага рода человеческого, все эти святоши в один голос взвоют, с каждого амвона полетят анафемы отступнику и всему его роду.