Михаил Зуев-Ордынец - Сказание о граде Ново-Китеже
– Устал, таежник?
– Очень, – тихо ответил Сережа.
– А почему же не сказал, чудак? Стыдиться не надо, – улыбнулся ласково капитан.
Сережа молчал, виновато опустив голову и облизывая потрескавшиеся губы. Рядом с ним стоял Виктор, привалясь плечом к дереву. Его измотал полет, и он брел, опустив плечи, полузакрыв глаза. Он рад был остановке и отдыхал всем измученным телом.
– А ну-ка, Сережа, садись мне на закорки, – подошел Ратных к мальчику и, повернувшись, подставил спину. – Ты больше не ходок. Садись, садись, ты не тяжелее рюкзака!
«Надо же!.. Об этом я ребятам рассказывать не буду», – подумал со стыдом Сережа. Но идти дальше не мог.
3
Первым, как и раньше, шел капитан с Сережей на спине, за ним шагал мичман, шумя на всю тайгу регланом, третьим измученно брел Виктор, неся за ремешок, как грибное лукошко, снятый летный шлем и то и дело отмахивая с лица влажные от пота волосы. Последним плелся Женька. Он уже не носился по кустам, а еле-еле шел, свесив язык, часто и сухо дыша. Шли, проваливаясь в сгнившие колоды, продираясь через чапыжник, на болотистых местах прыгая с кочки на кочку.
– Далеко еще нам идти? – спросил Сережа с тоской, видя, как тяжело дышит капитан.
– Не знаю, Сережа, – ответил Ратных, останавливаясь. Он опустил мальчика на землю и вытер потное лицо изнанкой фуражки. – Тайга, она и есть тайга. Будем вот так идти от дерева к дереву и, глядишь, до Тихого океана дойдем. Китайцы тайгу недаром называют шухай – лесное море.
– На Тихий океан, значит, пеленг берем, – хмуро отозвался мичман и поглядел, покачивая головой, на свои измазанные грязью щегольские ботинки. – Не надел, дурень, кирзовые сапоги, для города прифрантился. А попал в тайгу. Кошмар! А теперь, Сережа, ко мне на спину садись. Виктора Дмитриевича от ишачьей обязанности освободим. Он нас всех троих на себе тащил!
Солнце пошло книзу и светило, невидимое, где-то за деревьями. На тайгу начали опускаться сумерки.
– Отабориться пора, – сказал капитан. – Лучше места для ночлега не найдешь. Сушняку много, и река рядом.
Когда развели костер, вскипятили чай, разложили еду, Виктор и Сережа уже спали. Летчик спал беззвучно, пластом, как спят люди, отдавшие все свои физические и душевные силы. После ужина Птуха вызвался первым дежурить у костра. Но не лег и Ратных – сидел, привалясь к дереву.
– Ложитесь, товарищ капитан, поспите, – сказал жалеюще Птуха.
– Забыли, мичман, что начальство никогда не спит, оно только отдыхает, – ответил шутливо невидимый в темноте капитан.
4
Третий день шли они чернями, густой, мрачной тайгой. На четвертый вошли в пихтарник, сырой, замшелый, увешанный от верхушек до нижних ветвей мертвенно-бледными лишайниками. Эти мертвецкие бороды вызывали у Сережи отвращение и страх.
Он пытался идти, но просто удивительно, до чего болело все тело. Ныли плечи, поясница, горели подошвы ног. Не было ни одного мускула, ни одного сустава, который не болел бы. И снова начинался позор, снова тащили его на закорках, теперь уже все трое, по очереди.
Посвистывал в вершинах деревьев бесприютный, тоскливый таежный ветер. А они шли и шли с напряженными, страдающими лицами. Кончались продукты. Сегодня по приказанию капитана были выданы уменьшенные порции. А тетерева и рябчики на глазах перепархивали стайками, ощипывая хвою и обкусывая тонкие веточки.
– Эх, тулочку бы сюда! – горестно вздохнул капитан. – Были бы по горло сыты.
Все начали замечать, что капитан ищет что-то, тревожно и озабоченно глядя под ноги и по сторонам.
– Грибы ищете? – не утерпел мичман. – Рановато им, а хорошо бы белых да подберезовиков на сковородочке. Тьфу! – сердито отплюнулся он. – Ежа бы проглотил, до чего есть хочу!
– – Нет, не грибы, – ответил капитан. – Тропу ищу. Хоть какую-нибудь бы тропу, она бы нас к людям привела. Нет тропок, язви их! Неужели здесь люди не живут?
Он остановился и прислушался.
– Собачий лай в тайге за много километров слышен. А мы собачьего лая ни разу за три дня не слышали., 0-го-го! – вдруг во весь голос закричал он.
– Гай-гай-гай! – заголосил и Птуха. Голоса их безответно завязли в чащах. Безмолвно стояла залитая солнцем тайга. Всем стало не по себе.
– Компот дело! – покачал головой мичман. Ночлег капитан скомандовал, когда все вымотались до полного изнеможения. И всех уложил повальный сон. Но Косаговский проснулся спозаранку. Ему больно намяли ребра подстеленные ветки. Солнце еще не вставало, только утренняя молочная синева залила тайгу. Он начал снова укладываться и услышал шаги. Кто-то шел к их ночлегу. Виктор вскочил и увидел подходившего капитана.
– Что случилось, Степан Васильевич? – обеспокоенно спросил летчик. – Куда вы ходили?
– Все в порядке, спите. Ходил на реку смотреть, на ту самую, около которой мы все время шли. Здесь она большая. Утром начнем плот делать и поплывем. В этом наше спасение. Дальше идти не хватит у нас сил.
Виктор прислушался. Где-то близко позванивали и бормотали волны. Похоже было, что говорило несколько человек, и все с разными интонациями: удивленными, злыми, веселыми.
Глава 9
РЕКА
Тунгуска, тихая река,Не выдавай плотовщика.
Э. Багрицкий, «Исследователь»1
Маленький ручеек, выбежавший из озера Чапаева, превратился в могучий поток шириной метров в пятьдесят. Прозрачная литая струя летела в берегах, крутила черно-зеленые водовороты, несла валежник, кусты тальника и высокори, деревья, вывороченные с корнями и землей. Казалось, тронь ее тугую гладь, и вода окажется твердой, скользкой, как полированная сталь.
Работали все. Деревья валил только капитан, так как топор был один. Когда он отдыхал, Косаговский обрубал вершину и сучья. Мичман искал в тайге гибкий молодой ельник и резал его Сережиным ножом, а Сережа таскал ельник к реке.
– Плот – это здорово! – кричал он, блестя глазами. – Читали, дядя Федя, как Том Сойер, Гек Финн и Джо плыли на плоту по Миссисипи? А мы что, хуже их?
Работали весело и жадно. Когда пружинит в работе каждый мускул, когда глубоко дышит грудь и падают на лоб влажные пряди волос, когда нет места в душе унынию и неверию, тогда ничто не страшно.
Повалка и разделка деревьев были закончены. Капитан взялся за самое трудное: начал вырубать в бревнах пазы и вбивать в них длинные жерди – поворники. Ими он скрепил бревна плота. Все остальные в это время скручивали по указке капитана вицы из ельниковых прутьев. Вицами связали бревна, и к полудню плот был готов.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});