Сергей Лукьяненко - Осенние визиты

А виной, конечно, был Семенецкий. Еще один грех, и, наверное, можно было без него обойтись. Месяц-другой давления – сдался бы сам. Но это дурацкое пристрастие к быстрым решениям, что с ним поделаешь…

Он решил никуда сегодня не выезжать. Позвонил в Саратов жене, поговорил с ней так ласково, что наверняка укрепил в мысли об очередной измене. Даже пообещал через пару месяцев забрать ее и детей в Москву. Политик не должен отвлекаться, и семью, которая обязана быть, следует держать в отдалении. Но сегодня ему хотелось – странное дело! – семьи. Уюта.

Сдают нервы.

Он просчитал свой жизненный путь года три назад, когда понял, что только деньги уже не доставляют ему удовольствия. Тайная, подлинная власть

– это хорошо. Но и в бизнесе уже встали барьеры, выше которых не прыгнешь. А чтобы кроить мир по своему вкусу, надо совмещать тайную власть с властью государственной, нажимать на рычаги не из-за спины очередного тупоумного политика.

Хайретдинов понимал все преграды на пути его амбиций. Начиная с фамилии и национальности – много ли русских захотят иметь президентом чужака? Но это лишь наполняло его азартом. Он станет более русским, чем любой славянин. В конце-концов есть пример Сталина – какие бы ошибки тот ни допускал, он до сих пор оставался для многих кумиром.

А он не повторит ошибок «отца народов». Он действительно сделает Россию великой и могучей страной. С большим удовольствием Хайретдинов взялся бы творить империю из другого государства, но, увы, материал не выбирают. Что ж, через два года он будет спикером. Через четыре – президентом. И его полюбят. Не смогут не полюбить.

Рашид Гулямович прошел в кабинет. Уселся перед разожженным камином, налил рюмку коньяка, но так и не притронулся к ней. Сидел, глядя в огонь, слушая мерное тиканье старых часов.

Все будет хорошо. Все идет правильно. Жертвы неизбежны, но лучше уж десяток-другой, чем миллионы. Цель оправдывает средства, что бы там ни говорили.

Наверное, он смог успокоить себя. Тоска исчезла, отпустила. Хайретдинов даже вздохнул нарочито шумно и потянулся за рюмкой… Замер.

Он больше был не один.

У окна, спиной к нему, стоял человек. Невысокий, плотный, черноволосый, кривоногий голый мужчина.

Рашид Гулямович издал слабый, пискливый звук.

Мужчина повернулся. Знакомое лицо… господи, кто же это?

– Я думаю, ты все понимаешь, и не будешь на меня в обиде, – сказал мужчина.

Он прошел к столу, открыл верхний ящик. Неторопливо извлек пистолет – «Беретту», красивую и дорогую игрушку. Передернул затвор.

– Кто ты? – прошептал Хайретдинов. Он уже понимал… кажется.

Мужчина улыбнулся – его улыбкой, дорогой, купленной у специалистов по физиопластике, отрепетированной, вызывающей доверие и симпатию.

– Визирь.

Хайретдинов не удивился. Ни своему детскому, давно забытому прозвищу, неожиданно произнесенному его голосом и из его губ. Ни тому, что не было страха и обиды.

– Я пригожусь, – прошептал он, сам не веря в свои слова.

– Нет, – сказал Визирь.

Кабинет был большим, и грохот выстрела утонул в деревянных стенах. Дом знал немало тайн и не испугался звука.

Тот, кто назвал себя Визирем, подошел к креслу. Секунду смотрел в лицо, по которому сочилась тонкая струйка крови. Сквозь волосы на лбу, опаленные близким выстрелом, темнела аккуратная маленькая дырочка.

Визирь перевел взгляд на рюмку. Взял ее, вдохнул аромат коньяка, перебивая пороховую гарь и запах жженых волос. Сделал глоток. Потом, морщась, стянул с вялого, словно живого еще, тела халат. Накинул на плечи, подпоясался.

Чтобы снять штору с окна, ему пришлось забраться на стол. Завернув тело, Визирь прошел к двери.

Старший охраны был в соседней комнате. Сам услышал, или кто-то его позвал?

– Зайди, – коротко приказал Визирь.

Крепкий черноволосый парень секунду смотрел ему в глаза, словно делая выбор. Что-то его смущало. Наконец он принял решение.

– Рашид Гулямович, вы стреляли?

– Да. Зайди, Фархад.

Охранник бросил лишь быстрый взгляд на завернутое тело. Лицо его не изменилось. Он вопросительно посмотрел на Визиря.

– Ваша вина, – сухо сказал тот. – Куда вы глядели? Мне пришлось убить его.

– Кто он?

– Это не должно тебя волновать.

Охранник пожал плечами. Похоже, ему не требовалось много времени на то, чтобы взвесить все плюсы и минусы.

– Очень серьезная неприятность.

– И очень хорошая благодарность. Кому ты доверяешь из своих?

Фархад покачал головой.

– Никому нельзя доверять. Его будут искать здесь?

– Нет, – Визирь ответил так холодно и уверенно, что охранник согласно кивнул.

– Я выйду в сад. Вы сможете подать… это… в окно?

– Да.

Охранник, не отводя взгляда от того, кого принимал за хозяина, шагнул обратно к двери.

– Мне не нужен никакой шум, Фархад. Я не собираюсь списывать этот труп на тебя.

Пока охранник обходил дом, Визирь оделся. Открыл тяжелую раму, перекинул тело через широкий подоконник. Фархад молча принял груз из темноты.

– У тебя будет большое желание заглянуть в лицо, – сказал Визирь. – Не ошибись. Я сразу пойму, что ты это сделал.

– Тут слишком темно, чтобы смотреть в лица, – ответил Фархад. – Не беспокойтесь, Рашид Гулямович.

Он вернулся минут через пятнадцать. Раскисшую землю копать было нетяжело.

– Утром я проверю это место, – сказал Фархад, глядя в затылок хозяина. Он сидел у камина, в том самом кресле. – Все будет хорошо.

– Кто еще слышал выстрел? – не оборачиваясь, отозвался Визирь.

– Никто.

– Спасибо, Фархад.

Запах горелого пороха был уже не слышен. Фархад секунду помедлил.

– Я протру пол, Рашид Гулямович.

– Напомни мне завтра, сколько я тебе должен, – ответил Визирь, вставая.

Искушение предложить Фархаду еще более выгодную работенку было велико. Но Визирь промолчал. Этот парень не убийца. Просто верный сторожевой пес.

Убийца взглянул бы в лицо мертвеца – и разделил его судьбу.

11

Где-то далеко, за несколько кварталов, прошумела машина. Ярослав приоткрыл глаза, словно надеясь поймать на потолке блик света. В детстве он провожал так каждую ночную машину – окна его комнаты выходили прямо на оживленную трассу. Какая таинственность была в этом отсвете чужой жизни – людях, не спящих ночами, людях, имеющих машины.

Теперь он не мечтал об автомобиле. Это осталось в детстве, вместе с желанием иметь собаку и твердой уверенностью, что мороженное вкуснее котлет. А вот ночь… ночь и шорох чужих судеб остались с ним навсегда.

Вот только лучи фар больше не заглядывают в его окна. Тихий район, мечта пенсионера.