Аркадий и Борис Стругацкие - Малыш

– Не возражаю, – сейчас же сказал Комов. – Но, как правило, в таких случаях останки пересылаются на Землю… Что? – повернулся он к Вандерхузе.

Вандерхузе, открывший было рот, помотал головой и сказал:

– Ничего.

– Короче говоря, – сказал Комов, – этот вопрос из заключения я предлагаю выбросить. Согласны, Яков?

– Пожалуй, – сказал Вандерхузе. – А ты, Майка?

Майка колебалась, и я понял ее. Как-то все это происходило слишком по-деловому. Правда, я не знаю, как это должно происходить, но, по-моему, такие вопросы нельзя решать голосованием.

– Прекрасно, – произнес Комов как ни в чем не бывало. – Теперь относительно причин и обстоятельств смерти пилотов. Акт о вскрытии и фотоматериалы меня вполне удовлетворяют, а формулировку я предлагаю такую: «Положение трупов свидетельствует о том, что смерть пилотов наступила вследствие удара корабля о поверхность планеты. Мужчина погиб раньше женщины, успев только стереть бортжурнал. Выбраться из кресла пилота он был уже не в состоянии. Женщина, напротив, была жива еще некоторое время и пыталась покинуть корабль. Смерть застигла ее уже в кессонной камере». Ну а дальше – по вашему тексту.

– Гм… – сказал Вандерхузе с большим сомнением. – Не слишком ли все это категорично, как вы полагаете, Геннадий? Ведь если придерживаться того самого акта о вскрытии, против которого вы не возражаете, бедняжка была просто не в состоянии доползти до кессона.

– Тем не менее она оказалась там, – холодно произнес Комов.

– Но ведь именно это обстоятельство… – проникновенно начал Вандерхузе, прижимая руки к груди.

– Слушайте, Яков, – сказал Комов. – Никто не знает, на что способен человек в критических условиях. И особенно женщина. Вспомните историю Марты Пристли. Вспомните историю Колесниченко. И вспомните вообще историю, Яков.

Наступило молчание. Вандерхузе сидел с несчастным видом и безжалостно таскал себя за бакенбарды.

– А меня как раз не удивляет, что она оказалась в кессоне, – подала голос Майка. – Я другого не понимаю. Почему он стер бортжурнал? Ведь был же удар, человек умирает…

– Ну это как раз… – неуверенно проговорил Вандерхузе. – Это может быть. Агония, шарил руками по пульту, зацепил ключ…

– Вопрос о бортжурнале, – сказал Комов, – вынесен в раздел фактов особого значения. Лично я думаю, что эта загадка никогда не будет разрешена… Если, впрочем, это загадка, а не случайное стечение обстоятельств. Продолжаем. – Он быстро перебрал разбросанные перед ним листки. – Собственно, у меня, пожалуй, больше нет замечаний. Земная микрофлора и микрофауна, по-видимому, погибла, следов ее, во всяком случае, нет… Так… Личные бумаги. Разбирать их – дело не наше, кроме того, они в таком состоянии, что мы можем только напортить. Завтра я их законсервирую и привезу сюда… Да! Попов, тут есть кое-что по вашей части. Вам известно кибернетическое оборудование кораблей типа «Пеликан»?

– Да, конечно, – сказал я, поспешно отодвигая тарелку.

– Будьте добры, – он перебросил мне листок бумаги, – вот опись всех обнаруженных кибермеханизмов. Проверьте, все ли на месте.

Я взял опись. Все выжидательно глядели на меня.

– Да, – проговорил я, – пожалуй, все на месте. Даже инициаторные разведчики на месте, обычно их всегда некомплект… А вот этого я не понимаю. Что такое: «Ремонтный робот, переоборудованный в шьющее устройство»?

– Яков, объясните, – распорядился Комов.

Вандерхузе задрал голову и выпятил челюсть.

– Понимаешь ли, Стась, – как бы в задумчивости произнес он. – Трудно тут что-либо объяснить. Просто ремонтный кибер, превращенный в шьющее устройство. В устройство, которое шьет, понимаешь? У кого-то из них, видимо, у женщины, было несколько необычное хобби.

– Ага, – сказал я, удивившись. – Но это точно – ремонтный кибер?

– Несомненно, – уверенно сказал Вандерхузе.

– Тогда здесь полный комплект, – сказал я, возвращая Комову опись. – Просто на редкость полный. Наверное, они ни разу не высаживались на тяжелых планетах.

– Спасибо, – сказал Комов. – Когда будет готов чистовик заключения, я попрошу вас подписать раздел об утечке выжившей кибертехники.

– Но ведь утечки нет, – возразил я.

Комов не обратил на меня внимания, а Вандерхузе объяснил:

– Это просто название раздела: «Утечка выжившей кибертехники». Ты подпишешь, что утечки нет.

– Так… – проговорил Комов, собирая в пачку разбросанные листы. – Теперь я очень прошу вас, Яков, привести все это в окончательный порядок, мы подпишемся, и уже сегодня можно будет радировать. А теперь, если ни у кого нет дополнительных соображений, я пойду.

Дополнительных соображений не было, и он ушел. Вандерхузе с тяжким вздохом поднялся, взвесил на ладони пачку листов заключения, посмотрел на нас, откинув голову, и тоже удалился.

– Вандер явно недоволен, – заметил я, накладывая на тарелку жаркое.

– Я тоже недовольна, – сказала Майка. – Как-то недостойно все это получилось. Я не умею объяснить, может быть, это я по-детски, наивно… Но должно же быть… Должна же быть минута молчания какая-то… А тут – раз-два, завертели-закрутили колесо: положение останков, утечка кибертехники, топографические параметры… Тьфу! Как будто в школе на практических занятиях…

Я был полностью с нею согласен.

– Ведь Комов никому рта не дает раскрыть! – продолжала она со злостью. – Все ему ясно, все ему очевидно, а на самом деле не так все это ясно. И с метеоритом неясно, и особенно с этим бортжурналом. И не верю я, что ему все ясно! По-моему, у него что-то на уме, и Вандер это тоже понимает, только не знает, как его зацепить… а может быть, считает, что это несущественно…

– Может быть, это и в самом деле несущественно… – пробормотал я неуверенно.

– А я и не говорю, что существенно! – возразила Майка. – Мне просто не нравится, как Комов себя ведет. Не понимаю я его. И вообще он мне не нравится! Мне о нем все уши прожужжали, а я теперь хожу и считаю дни, сколько мне с ним работать осталось… В жизни больше никогда с ним работать не буду!

– Ну, не так уж много и осталось, – примирительно сказал я, – всего-то еще дней двадцать…

На том мы и расстались. Майка пошла приводить в порядок свои измерения и квартирьерские кроки, а я отправился в рубку, где меня ожидал маленький сюрприз: Том сообщал, что закладка фундамента закончена, и предлагал принять работу. Я накинул доху и побежал на стройплощадку.

Солнце уже зашло, сумерки сгустились. Странные здесь сумерки – темно-фиолетовые, как разведенные чернила. Луны нет, зато в изобилии северное сияние, да еще какое! Гигантские полотнища радужного света бесшумно развеваются над черным океаном, сворачиваются и разворачиваются, трепещут и вздрагивают, словно под ветром, переливаются белым, зеленым, розовым и вдруг мгновенно гаснут, оставив в глазах смутные цветные пятна, а потом вновь возникают, и тогда исчезают звезды, исчезают сумерки, все вокруг окрашивается в неестественные, но чистейшие цвета – туман над болотом становится красно-синим, айсберг вдали мерцает, как глыба янтаря, а по пляжу стремительно несутся зеленоватые тени.