Голос Вселенной 1991 № 3 - Юрий Дмитриевич Петухов
Вот тоща и прозвучал впервые в моей голове Голос. Меня снова скорчило от страха. Но теперь ненадолго. Да и никаких слов не было. Голосом все это назвать можно с большой натяжкой, просто будто свет вспыхивал в мозгу и звучало нечто, не наделенное ни высотой, ни тембром – просто звучало. С этого момента и началось настоящее раздвоение. Я ничего не понимал. И не сопротивлялся. Как я мог сопротивляться? Света становилось все больше, из моей головы он проникал наружу, струился, змеился, хотя я точно знал, свет никогда не змеится, он всегда идет прямыми лучами, но так было. И чем больше света выходило из меня, тем отчетливее происходило раздвоение. Я уже видел тело, свое собственное тело, лежащее в дрянном ящике, который и гробом назвать нельзя, обернутое в дерюгу, с рассеченным, наполовину набитым ватой черепом. Все происходило в земле, под землею, на глубине около двух метров. Но я все видел! Земля, куда бы я ни оборачивался, становилась прозрачной, будто и не земля вовсе! Потом до меня дошло, что и поворачиваться не надо, что я вижу сразу во все стороны, вижу черепа, скелеты, камни, искореженное железо, бутылки и прочую дрянь, скопившуюся тут, внизу. А Голос звучал. Но не звал. Он никуда не звал. И вообще, никто меня никуда не тянул, никто не управлял мною. Это было жуткое состояние. И вместе с тем я имел тело! Именно то тело, что лежало в гробу. Лишь дерюги не было на мне. Это тело полностью подчинялось моим желаниям. Я ощупал себя с головы до ног, даже просунул ладонь в дыру…
Примечание консультанта. Субъективные ощущения после тяжелейшей травмы могут носить самые причудливые оттенки. Что же касается объективных данных, следует признать, что по величине и вздутию шрама-рубца на голове нашего посетителя можно с большой долей уверенности утверждать – ранение было очень глубоким, проникающим. Осколки черепной кости местами проглядывали сквозь рубец, выпирали наружу. Ширина рубца составляла не менее четырех с половиной сантиметров, длина – около одиннадцати. Следует напомнить, что зафиксированы случаи, когда люди выживали и после более тяжелых черепно-мозговых травм и, в частности, в начале нашего века жил освидетельствованный человек с обломком лома в голове – этот случай также неоднократно описывался.
Никакой ваты и прочей мерзости в моей голове не было, только дыра, только что-то теплое, мягкое, упругое. И опять мелькнула мыслишка навязчивая: значит, жив! значит, выкарабкался! Пусть со стороны это покажется нелепым, но я не верил в свою смерть! Не хотел верить, и все тут!
В те минуты я и думать не желал: кто меня закопал? когда? где? что с теми двоими гадами? что с бабой в красном? Мне все эти мелочи казались настолько ненужными, что – плюнуть и растереть. О другом мысли были: дескать, вот она, душа моя, душонка, выползает из трупа, выскользнула, значит, есть она и у меня! значит не насовсем сгинул! Было даже радостно как-то. Радостно и боязно! Ведь сам-то я, тело мое бездыханное, труп, лежал в гробу – а такая картина не каждому понравится! И никаких «туннелей»! Никаких «коридоров»! Мне казалось, что вот-вот меня вынесет наверх сквозь толщу земли, что я опять окажусь среди живых. Что там сейчас наверху, ночь или день? Ничего-то я не знал. Я чувствовал себя всемогущим, необычайно легким – будто шариком воздушным. Ну и рванул было туда. Как бы не так! Словно свинцовая плита навалилась, пригнула, прижала. И ни единый змеящийся лучик сквозь нее не пробился. А Голос вдруг так зазвучал на одной высокой ноте – как циркулярную пилу возле самого уха, да что там уха, прямо в башке, завели, врубили на полную мощь! Я оторопел даже, растерялся… Это сейчас, вспоминаю, хорохорюсь, прикидываю – и так, и эдак. А тогда не было вовсе ни растерянности, ни собранности, жуть была. Но свет-то прет, лезет прямо из меня. А может, это я сам и был этим светом – там трудно было разобраться. Только повело вдруг в сторону, быстро, словно в воде плыл – сквозь все эти кости полусгнившие, доски трухлявые, далеко от своего гроба. А потом – вверх! И снова плита свинцовая. Не пускает! Я в другую сторону, подальше – за ограду кладбищенскую, через коренья, прутья, кирпич битый… и вверх! Не тут-то было. Метался как бешеный, рвался, суетился, все хотел выскочить, выбраться. А потом понял – не выйдет. Дорога одна – вниз! Вот когда надавило по-настоящему, вот когда прижало.
(Продолжение следует.)
Звездная месть
Главы из фантастико-приключенческого романа-эпопеи
Иллюстрации к «Звездной мести» художника Андрея Чувасова.
XXV-ый век. Земля – Вселенная. В результате тяжелой травмы космолетчик экстра-класса обретает память, утраченную в младенчестве. Его родители зверски убиты инопланетными негуманоидами на окраинах Вселенной. Жажда мести полностью захватывает героя. На Земле ему не остается места – неизвестные, но могущественные силы преследуют его повсюду, не дают покоя. С помощью друзей из Служб Дальнего Поиска герою удается раздобыть капсулу, необходимое снаряжение. Он отправляется в путь «ангелом возмездия». Героя-супермена не страшит предстоящая схватка со сверхцивилизацией нелюдей, его жжет страшная память. Но прежде, чем попасть к цели, за миллионы световых лет от Земли, ему необходимо пронестись сквозь бездны расстояний единственной космической дорогой – Осевым измерением. Не каждый способен выдержать это лютое нечеловеческое испытание…
Ах, если бы можно было и в этом проклятом пространстве столбовой дороги спать, оставаться бесчувственным мешком из плоти! Но нет, по непонятным законам, существовавшим в непонятном измерении, человек или бодрствовал в нем или его просто выворачивало наизнанку в самом прямом смысле. Никто не знал, что испытывали спящие в Осевом – рассказать об этом было некому. Явь же была чудовищна!
Десятки тысяч раз на протяжении столетий ставили записывающую аппаратуру: видео, звуковую, мнемографическую и все прочие… Но Осевое не оставляло после себя ничего! Из мозга человека можно было вытащить и заснять всю его жизнь, бытие во чреве матери, можно было размотать по ниточке мнемограммы его предков – вплоть до первобытных Адама и Евы. Это обходилось в немалую копеечку и делалось в редчайших случаях. Но это было возможно, доступно! Из памяти человека, побывавшего в Осевом невозможно было добыть абсолютно ничего, хотя сам он сохранял обрывочные воспоминания, какие-то тени воспоминаний. Загадка была неразрешимой, бились
