Механическое пианино - Курт Воннегут
Однако сейчас смесь из соснового экстракта, красителя, воды и заменителя апельсинового сока пользовалась такой же популярностью, какой могла пользоваться нимфоманка на сборище ветеранов войны.
– Вот и отлично, а теперь давайте опустим еще одну монетку и поглядим, как эта штука работает, – раздался знакомый голос из-за автомата – голос Бада Колхауна.
«Клинк!» – это монета проскочила в щель, затем послышалось бульканье, и из крана хлынула струя.
Толпа была вне себя от радости.
– На этот раз она наполнила стакан почти до краев; и теперь эта штука холодна и имеет отличный вкус, – объяснил человек, игравший роль дегустатора.
– А лампочка, показывающая, что в автомате имеется запас оранжада-0, не горит, – сказала какая-то женщина. – А ведь должна гореть.
– Мы и это наладим, не правда ли, Бад? – отозвался еще один голос из-за автомата. – Эй, ребята, дайте мне фута три того красного кабеля, который свисает с машины для чистки обуви, а еще кто-нибудь пусть одолжит мне на минутку свой перочинный ножик.
Говоривший выпрямился и удовлетворенно улыбнулся. Пол тут же узнал его – это был высокий человек средних лет с румяным лицом, который когда-то починил Полу автомобиль при помощи куска кожаной ленты, отрезанного им от подкладки своей шляпы.
В те дни человек этот выглядел несчастным и отчаявшимся. Теперь же он был горд собой и удовлетворенно улыбался, ибо руки его были заняты любимым делом. Все это промелькнуло в голове у Пола.
Человек что-то сделал с лампой на задней стенке автомата.
– Вот и все.
Бад Колхаун принялся привинчивать заднюю крышку.
– Ну-ка, попробуйте теперь.
Окружающие зааплодировали и сгрудились вокруг автомата, стремясь заполучить оранжад-0. Счастливчик, стакан которого был наполнен первым, тут же побежал в хвост очереди.
– А теперь давайте поглядим, что можно сделать с этим беднягой автоматом по продаже билетов, – предложил Бад. – Ох, ох! Кто-то влепил ему прямо в микрофон.
– Я сразу же подумал, что уличный телефон сможет нам еще на что-нибудь пригодиться, – сказал румяный человек. – Пойду-ка гляну.
Толпа, переполненная оранжадом-0, перекочевала вслед за ними, чтобы поглядеть на их новую работу.
Когда Пол и Финнерти вернулись к лимузину, они увидели, что Лэшер и фон Нойманн с горестным выражением на лицах ведут беседу с каким-то подростком.
– Не видели ли вы где-нибудь валяющийся электромотор в восемь лошадиных сил? – спрашивал парнишка. – Такой, который не совсем был бы разбит?
Лэшер отрицательно покачал головой.
– Ну что ж, придется мне еще поискать, – сказал мальчишка, подымая картонную коробку, битком набитую шестеренками, электронными лампами, переключателями и прочим странным имуществом. – Ведь здесь теперь просто золотая жила, но все-таки трудно найти именно то, что нужно.
– Представляю себе, – сказал Лэшер.
– В том-то и дело. Если бы я мог найти небольшой мотор в приличном состоянии, – радостно объявил парнишка, – то готов спорить на что угодно, я сделал бы такую штуку, которая играла бы на барабане так, что все просто заслушались бы. Стоит только взять один триод, а потом…
– Протеус! Финнерти! – раздраженно выкрикнул Лэшер. – Что вы там копаетесь?
– Я как-то не замечал, что вы куда-то торопитесь, – отозвался Финнерти.
– А теперь тороплюсь. Поехали.
– Куда это? – поинтересовался Финнерти, запуская мотор.
– Бульвар Гриффина. Перекресток.
– А что там? – спросил Пол.
– Власти дожидаются там выдачи населением Илиума своих лживых вождей, – пояснил Лэшер. – Может, кто-нибудь желает выйти из машины? Если желаете, то я и сам сумею доехать.
Финнерти остановил машину.
– Итак? – произнес Лэшер.
– Я полагаю, что сейчас самое время! – сказал фон Нойманн очень спокойно.
Пол не сказал ни слова, но и не двинулся, чтобы выйти из машины.
Финнерти подождал еще минуту, а затем включил скорость.
Никто не разговаривал вплоть до того момента, когда они доехали до путаницы из колючей проволоки, сваленных телефонных будок и мешков с песком, которую представлял сейчас перекресток на бульваре Гриффина. Два темнокожих в очень элегантных нарядах – Хашдрахр Миазма и шах Братпура – спали, свернувшись калачиком, в окопе слева от баррикады. По другую сторону рядов колючей проволоки валялись вверх колесами два разбитых и брошенных полицейских автомобиля.
Профессор фон Нойманн принялся в бинокль осматривать местность.
– Ага! Вот и представители властей. – Он передал бинокль Полу. – Вон, видите? Левее амбара?
Пол искоса взглянул на три машины у амбара, где полицейские с винтовками расположились на отдых, весело болтая и покуривая.
Лэшер нетерпеливо похлопал Пола по плечу, и Пол передал бинокль ему.
– Выше голову, доктор Протеус, теперь вы наконец стали кем-то. У кого бутылка?
Финнерти протянул бутылку.
Лэшер взял ее и провозгласил тост.
– За всех хороших индейцев, – сказал он, – в прошлом, настоящем и будущем, а если выражаться точнее – за анналы.
Бутылка пошла по кругу.
– За анналы, – сказал Финнерти. Тост, по-видимому, ему нравился: от этой революции он получил, как считал Пол, именно то, чего ему хотелось: возможность нанести жестокий удар маленькому замкнутому обществу избранных, в котором он так и не смог найти себе места.
– За анналы, – сказал фон Нойманн. Он также казался вполне довольным. Для него, как понял теперь Пол, революция была увлекательным экспериментом. И достижение поставленной цели интересовало его ничуть не больше, чем возможность увидеть, что может получиться в настоящих условиях.
Пол взял бутылку и какое-то мгновение изучающе глядел на Лэшера сквозь прозрачное стекло. Лэшер, главный вдохновитель, выглядел вполне довольным собой. Человек, всю жизнь пробродивший среди символов, он и революцию сделал символом для себя и теперь готов был принять смерть в качестве такого же символа.
Оставался один только Пол.
