Вадим Громов - Пешки Сдвига

Почему не он следующий? Ведь на пути к Фюреру, прежде всего, оказался именно он. И Лихо. Но они пока что оставались в живых.

Фюрер тоненько, затравленно взвизгнул, Книжнику было заметно даже с разделявшего их расстояния, что взгляд у крепыша был поплывший, потерявший всё разумное.

Через несколько мгновений, раззявленный в визге рот Фюрера, покрылся сеточкой кровоточащих трещин, убегающих от губ - к носу, щекам, подбородку. Ещё через очень недолгий промежуток времени, за который сердце успевает стукнуть ровно один раз - вся кожа на лице крепыша, лопнула с тем самым треском, обнажив голое мясо.

Одежда на теле людоеда - исчезала, словно её щедро окатили кислотой, растворялась прямо на глазах. Грудь, живот, пах, ноги - всё покрывалось паутиной трещин, кровь брызгала из них фонтанчиками, как будто внутри тела создалось изрядное давление, выталкивающее ярко-красную жидкость наружу. На полу мелко трепыхалось нечто, уже нисколько не походившее на человека - окровавленный кусман плоти, биомасса...

А потом, раздался тот самый, тошнотворный звук. Людоеда вмяло в пол и, стало расплющивать, превращая в багровую слизь; неравномерным, широким мазком, распределяемую по поверхности. Не осталось ни костей, ни кусочков плоти - только слизь, кашица, багровая субстанция. Пока ещё тёплая, влажная, и, как снова померещилось Книжнику - шевелящаяся...

Пряный запах назойливо бил по обонянию, в голове начинало мутиться. Несмотря на всю непереносимость увиденного, от которого любой желудок давно выбросил из себя содержимое, Книжник не испытывал желания проблеваться. Все остальные, более жуткие ощущения, намертво заглушили эту естественную реакцию человеческого организма. Да, и куда травить-то? Со ртом, плотно забитым куском материи? Очкарик старательно дышал через нос, понимая, что его черед может прийти в любой момент. Но отчаянно цеплялся за жизнь, надеясь. Надеясь неизвестно на что...

Над тем, что ещё с полминуты назад, было людоедом, по кличке Фюрер - вдруг медленно начал вспухать, наливаясь ярко-алым свечением, что-то, напоминающее круглый купол, диаметром метров в пять-шесть: проявляясь из воздуха, из ниоткуда. Книжник вдруг испугался, что край "купола" достанет до них, и случится что-то непоправимое. Но явление, достигнув высоты примерно в полметра, начало подрагивать, и его основание, стало как бы "скатываться" кверху: исчезать, пропадать из виду...

Запах всё так же стоял в помещении, но дышать уже стало чуть легче. Книжник по-прежнему старался выглядеть естественным продолжением креста, боясь, что это была только разминка. А сейчас неведомая сила, раскатывающая людей даже не в лепёшку - вернётся, и они, все четверо - станут похожи на людоедов, в их нынешнем состоянии.

Но время шло, и ничего не происходило. Никто, и ничто не торопилось нанести визит в помещение. Очкарик робко повернулся в сторону блондинки, пребывавшей в беспамятстве, от деликатного отношения Фюрера. Голова блондинки безвольно лежала на груди, которая, к - безразмерной радости Книжника, равномерно двигалась в такт дыханию.

Книжник вздохнул, и начал делать первые попытки к освобождению. После нескольких минут усердного пыхтения носом, и яростного напряжения ручных, и ножных мускулов, он сдался. Не Гарри Гудини, в самом-то деле... Надежда оставалась только на Шатуна, который, может быть сумеет что-то предпринять, применив свои физические данные. Но фразочка, оброненная Самсоном, по поводу количества веревок, потраченных на укрощение громилы, сводила все надежды к цифири, имеющей приятную овальную форму.

Сбоку донеслось негромкое мычание. Книжник скосил глаза вбок, старательно выворачивая голову, пока зажимы не стали причинять боль. Лихо несильно мотала головой, приходя в себя. Голая нога, штанина с которой была снята прямо через ботинок, напряглась, словно ища опору.

Очкарик с упоением замычал, привлекая к себе внимание. Блондинка повернула голову в его сторону, явив обзору запачканное кровью лицо. Упоительное мычание Книжника, сменилось сожалеющим.

Лихо обвела взглядом место, в котором они все находились. Продолговатый мазок того самого цвета, который не оставлял сомнений по поводу, из чего этот мазок, собственно и был сотворён: задержал её взгляд совсем ненадолго. Она снова повернула лицо к Книжнику, и тот пару раз дёрнулся, показывая, что ему никак не совладать с путами, сооружёнными опытной рукой.

"Бац!" - Лихо звучно приложила каблуком ботинка, одетого на свободную ногу, по основанию креста: и, из носка выскочил узкий стальной язык, длиною сантиметров в пять. Опустив голову вниз, блондинка принялась вдохновенно пилить верёвки, которыми была привязана вторая нога.

Спустя минуту, парная конечность была свободна. Повиснув на руках, Лихо продемонстрировала неплохие акробатические навыки, и хорошую прокачку пресса; и начала чиркать лезвием по оставшимся верёвкам. С шестой попытки, правая рука стала свободной. Книжник восторженно мычал, наблюдая за всеми этими телодвижениями.

Ещё через крайне непродолжительное время, она была полностью свободна. Вытащила изо рта кляп, и принялась натягивать штаны, которые оказались, вследствие перерезки верёвок - безнадёжно покромсанными спереди, и немного - с левого бока.

- Штанам не терпелось последовать по стопам куртки... - Философски сказала Лихо, обозрев, приобретшие новый фасон, штаны. - Печально, но факт. Да не дёргайся ты, иду уже...

Последняя фраза адресовалась Книжнику. Но сначала, она подошла к тому, что осталось от Фюрера, и, наклонившись, двумя пальцами, подняла деактиватор, лежащий с самого края. Протёрла его грязной тряпкой, лежащей на столике-тележке, которой, по всей видимости - вытирали побывавшие в работе инструменты. Вернулась к Книжнику.

Освободив его голову от зажимов, и орудуя ботинком - Лихо в полминуты освободила очкарика, который с трудом сдержался, чтобы не броситься ей на шею. А вдруг, не так поймёт?

Лихо направилась к Шатуну, озадаченно примеряясь к целому сонму верёвок. Фюрер не соврал: вязали громилу действительно вдохновенно и, с большой оглядочкой на вполне вероятные сложности. Целый контейнер с коими, Шатун мог бы открыть, начав раздачу, в которой не было бы места скаредности и промедлению.

Книжник же, сгрёб с тележки-столика, первый попавшийся под руку инструмент, направился к Алмазу, принявшись кромсать верёвки с законченной ненавистью, как будто это были не верёвки - а Фюрер со сподвижничками.

- Изготовление дверных ковриков для ада, извольте видеть... - Он был бледен, но, как и Книжник, не торопился сгибаться пополам, и похабно пародировать Ниагару, с помощью содержимого своего желудка. - У меня штанина не хлюпает сзади? Если и так, то - нисколько не стыдно...