Орсон Кард - Карты в зеркале

Мейнард остановился и задрал лапу на одно из деревьев.

— Хорошая мысль, — сказал Рюбен. — Пусть они все подохнут. Пусть враг высадится и всех их покорит. Они того заслуживают.

Расправляясь с сэндвичем в ресторанчике на станции метро, мальчик пытался представить, каким будет вражеское вторжение. Он представил, как белокурый гигант тащит куда-то отца, закованного в кандалы, и зрелище получилось неплохое. Однако если то же самое случится с матерью…

Рюбен положил сэндвич, встал с кресла и вышел, показав красную карточку кассирше, которая улыбнулась ему, хотя в ее глазах был страх.

Он доехал до Мюррея и пересел на поезд, идущий до Хлопкового каньона. Вагон был битком набит глазеющими на достопримечательности туристами и пенсионерами, которые ехали в свои загородные дома.

Рюбен вышел на седьмой остановке и по извилистой асфальтовой дорожке зашагал к большому дому, прильнувшему к склону каньона под сенью огромных сосен. Такой деревянный дом мог принадлежать лишь мультимиллионеру. Рюбен усмехнулся при мысли о том, как богат его отец.

Подойдя к двери, он остановился, не дотрагиваясь до дверной ручки. Наверняка его уже ожидают. И наверняка прикосновение к ручке включит сигнал тревоги. Он помнил, как тут все устроено,

Он опустился на колени на дверной коврик — чтобы камера смогла «поймать» не лицо его, а только макушку, словно здесь совсем маленький мальчик. Потом локтем нажал на дверной колокольчик.

Женский голос спросил:

— Кто там?

— Из бакалейной лавки, — ответил Рюбен.

— Сегодня? — Женщина помолчала. — Сегодня четверг. По четвергам нет поставок.

— Меня послали, вот я и пришел, — сказал Рюбен.

— Хорошо. — Женщина со вздохом открыла дверь. Не вставая с колен, Рюбен протиснулся внутрь и, лишь одолев порог, поднялся. Из кухонного интеркома донеслось:

— Пожалуйста, просто оставь все на столе.

На кухню он, конечно же, не пошел. Взбежал по лестнице в гостиную, потом миновал короткий коридор и приблизился к приоткрытой двери. Внутри кто-то стучал на машинке. Рюбен подошел к двери, толкнул ее, и там…

Да, там за пишущей машинкой сидела его мать; она склонилась над работой, ее темные волосы падали на клавиши. Рюбен часто заставал ее за этим занятием, когда еще жил здесь.

Потом она почувствовала чье-то присутствие и подняла взгляд. Она была красивая, с мягкими чертами лица, большими глазами и белым шрамом на левой щеке.

Мгновение мать просто смотрела на него, потом в ее глазах одновременно вспыхнули узнавание и страх.

— Рюбен, — прошептала она.

— Мама. — Он шагнул в комнату. Она встала и отступила к окну.

— Подожди, — сказал Рюбен.

— Не подходи, — ответила она.

— Мама, выслушай меня.

— Ты не должен был сюда приходить. — Ее голос сорвался от страха. — У тебя отберут карточку и отправят в… плохое заведение.

— Не отправят, если ты выслушаешь меня. И если ты мне поможешь.

Ее лицо побелело как мел. Она покачала головой, притронувшись к шраму на щеке.

— Мама, мне очень жаль, — продолжал Рюбен. — Пожалуйста, поверь мне. Пожалуйста, доверься мне.

— Уходи. — По ее щекам потекли слезы.

— Мама, я люблю тебя. — Рюбен протянул к ней руки. — Видишь? У меня с собой ничего нет. Обещаю, я тебе ничего не сделаю.

— Нет.

— Мама, ты должна выслушать меня!

Она закрыла глаза и с отчаянием прошептала:

— Я слушаю.

И в третий раз за сегодняшний день Рюбен рассказал историю о невысоком коренастом человеке и конверте. Рассказал и о том, что уже разговаривал с доктором и отцом.

— Ты мне веришь? — спросил он.

Она открыла глаза и посмотрела на него.

— Это правда?

— Каждое слово. — Рюбену хотелось кричать, но он сдерживался и почти шептал. — Я ничего не придумал.

— Даже не знаю, — сказала мать. — Не знаю, верить тебе или нет.

У Рюбена упало сердце; на этот раз боль и тяжесть в груди были невыносимы, и он заплакал.

— Ну, ты просто поверь… — сказал, или, точнее, попытался сказать он, потому что с губ не сорвалось ни звука.

Она сделала шаг к нему и остановилась, пораженная зрелищем, которого никто не видел вот уже пять лет. По щекам Рюбена текли слезы.

— Покажи, — сказала она. — Сейчас я пойду с тобой, и ты мне это покажешь.

Рюбен кивнул, рухнул на колени и зарыдал, повторяя снова и снова:

— Ты должна мне верить.

Наконец рыдания стихли. Голова у Рюбена кружилась, горло саднило — и вдруг он понял, что его обнимают руки матери. Внезапно устыдившись, он встал и шагнул в сторону. Посмотрев ей в глаза, он понял, что, хотя в них светится любовь, неожиданное резкое движение испугало ее.

— Сколько сейчас времени? — спросил он.

— Два пятнадцать.

— Еще не поздно. Пойдем, и я все тебе покажу.

Они вместе доехали до парка и спустя полчаса уже оказались там, где Рюбен обычно поджидал женщину.

— Давай бросать палку Мейнарду. Это выглядит естественно. Просто сделай вид, что ты — моя…

Она кивнула.

— Хорошо.

Через десять минут появилась женщина с пуделем. Мейнард бросил на собачку тоскующий взгляд, но продолжал играть с палкой. Рюбен велел матери, чтобы та смотрела на женщину только украдкой. Уголком глаза он заметил, как хозяйка Гертруды дала своей собачке печенье, потрясла коробкой и бросила ее рядом со скамьей. Точно так же, как делала две последние недели.

Потом женщина встала и ушла. Рюбен опустился перед Мейнардом на колени.

— Давай, Мейнард, — сказал он. — Заработай печенье. Принеси коробку.

Рюбен встал и швырнул палку в сторону скамьи. Мейнард бросился за палкой, но, оказавшись рядом с коробкой, принюхался, задрал лапу на скамью, подхватил коробку и побежал обратно.

— Плохой пес, — громко сказал Рюбен, но Мейнард понял, что на самом деле его похвалили, и терпеливо дождался печенья, которое мальчик потихоньку ему и бросил.

Взяв коробку, Рюбен сказал матери:

— Порядок. Пошли. Медленно, непринужденно, на тот случай, если за нами наблюдают.

Не оглядываясь, они вышли из парка и сели на поезд, идущий в Магну. На первой же остановке Рюбен сказал, что здесь им надо выйти; так и они сделали и пересели на поезд, идущий до Кирнса. После еще нескольких пересадок они поехали в деловую часть города, и только тогда Рюбен взглянул на коробку, которую держал в руках.

— Что означает эта коробка? — спросила мать.

— Не знаю, — пожал плечами Рюбен. — Раньше я никогда их не поднимал. Просто видел, как женщина оставляет очередную, а тот тип поднимает и выбрасывает коробку в мусор.