Михаил Сухоросов - Наемник

Хотите знать, как выглядит изнутри преисподняя — загляните на досуге в Нижний город… В воздухе висит застоявшийся чад от множества костров (интересно, а основной дым куда выходит?), вокруг них расположились кучки самых разнообразных личностей. Все, что их объединяет — они жутко грязные и копченые. У одного костра жрут, у другого собралась толпа — там режутся в кости, у третьего, яростно рыча на посторонних, делят добычу… Такой мелочью, как клеймо на лбу или отрезанные уши, тут, по-моему, удивить кого-то сложно. Тут же шарятся бабы, все как на подбор толстые, грязные, пьяные, в рванье, почти утратившие сходство с женщинами — но местных этим не остановишь, то одну хватают, то другую, тащат куда-то в темноту… К своему удивлению я заметил в этой сутолоке даже нескольких детей, совсем пацанят.

Если б у меня оставалась душа, это зрелище, безусловно, навсегда б ее травмировало. К моему облегчению, «общий зал» мы миновали довольно быстро, на нас никто даже внимания не обратил. Через пару поворотов мы снова попали в большое помещение, где собиралась публика почище (по уголовным меркам, естественно). Там шла великая пьянка, но нас все же попытались тормознуть, на что провожатый наш на сей раз ответил просто и понятно: «К Изе от Хромого». Посреди зала, ни на кого не обращая внимания, стоял, гордо вскинув голову, молодой человек с бледным, изможденным пьянством лицом, похожий на Слиггера как родной брат (а может, он им и был). Прижав к подбородку странный инструмент, напоминающий скрипку, он выводил на нем (я ушам своим не поверил!) нечто, до жути смахивающее на «Сороковую» Моцарта. Я было раскрыл пасть и развесил уши, но приходилось поспевать за Малышом, а сзади подталкивал Роджер. Ладно, если представится случай, я с этим музыкантом еще побеседую…

Дальше мы шли совсем уже недолго — перед нами открылась комнатка, довольно ярко освещенная факелами, в которой мыкалось около десятка здоровяков, все трезвые и при оружии. И тут же я почувствовал Силу — исходила она из дальнего конца комнаты, отгороженного дощатой перегородкой. Бог ты мой, неужто этот Изя еще и Чародей? Только этого для полного счастья не хватало…

Все обошлось без лишних формальностей — просто наш провожатый снова сказал, от кого мы и к кому, и нас пропустили за перегородку. Еще не успели мы туда войти, как из-за нее послышался голос — гнусавый и надтреснутый:

— Среди них орденец, Изя!

Так, значит этот Изя сам не Чародей. Пустячок, а приятно…

Мы вошли в малюсенькую дверь, телохранители сопели нам в спину. М-да, по сравнению с тем, что мы тут видели, комнатка просто поражает своей чистотой и освещенностью — даже потолок можно разглядеть. Но на потолок я пялиться не собирался, вместо этого переключил внимание на человека в черно-серебряном камзоле, сидящего за столиком. На низкой скамеечке у его ног скукожился какой-то бледный, испитой типчик, который тут же ткнул в меня пальцем:

— Вот он!

Я оставил его слова без внимания, изучая старика в черно-серебряном. Роскошная седая борода, черные проницательные глаза, крупный семитский нос, но в углах губ притаилась насмешка над всем и всеми… Помесь библейского пророка с отощавшим Фальстафом. А он, в свою очередь, разглядывал нас — недолго. Потом он заговорил:

— Изя? А что Изя? Все ходят и просят — Изя, сделай то, сделай се… Вы считаете, Изя — пророк Авраам и может все, что его просят? А я всего старик. Вы пришли от Хромого, и значит, опять будете просить…

Ого, вот это номер — выговор классический, самый настоящий одесский. Как у него еще акцент сохранился?.. И фразу свою он выпалил прямо-таки в пулеметном темпе, от чего мои товарищи совсем ошалели. Ну, уж «там»-то я в Одессе побывать ухитрился, причем не раз…

Наконец, Старый вымолвил:

— Изя, нас прислал Хромой. Он сказал, что ты можешь показать вход в Цитадель.

— Ой-ей, это он вам так сказал? Кто ж не знает входа в цитадель, когда он находится на самой главной площади Столицы, так зачем же для этого лезть под землю и меня беспокоить?

Мы все, как по команде, посмотрели на Малыша, но тот понял, что его блатняцкие замашки здесь не помогут, и тоже молчал. Так, похоже, пускать в ход актерские способности придется мне.

— Послушайте, Изя, мы с вами деловые люди, так не будем размазывать кашу по столу и размахивать руками, как пьяные биндюжники. Будем уже говорить, как деловые люди. Мы хотим попасть в цитадель и готовы за это заплатить.

Глаза старика сузились, он усмехнулся — едва заметно:

— Да вы, молодой человек, кажется бывали в Одессе? Только не говорите мне, что вы там родились и жили… А не приходилось ли вам встречать там такого Яшу Хейфеца, пианиста?

Да, его на кривой не объедешь… Меня, впрочем, тоже.

— Может и встречал, только не знал, что это он… Изя, мы с вами вполне можем найти общих знакомых, только сейчас нет на это времени — нам необходимо попасть в подвалы цитадели.

— Какой торопливый юноша… Могли бы выкроить минутку, чтоб поболтать со стариком. Сколько вам пришлось заплатить, чтоб попасть сюда? — неожиданно осведомился он. Я покосился на Малыша, тот сообщил:

— Один золотой.

— Да, вы умеете жить. Но так для чего ж вы так торопитесь умереть? Соваться в пасть Секретникам — верная смерть, поверьте старому человеку. Так зачем же вам, деловые люди, это надо? Не отвечайте, — протестующе вскинул он руку, — я сам могу вам сказать: вашего товарища сцапали Секретники, — иллюстрация жестом, — и вы боитесь, что он вас заложит. Так я вам скажу, напрасно вы боитесь, он вас уже заложил, Секретники даром хлеб не едят. А вам, если вы останетесь здесь, ничего не грозит, вы крепкие молодые люди, бойцы — так без хлеба вы не останетесь.

Странно, он не хочет даже платы… Наверно, вполне понятное человеческое желание — придержать у себя земляка…

— Спасибо за предложение, Изя, но тем не менее нам надо попасть в цитадель.

— Так надо, что вы не боитесь подставить шеи под оригинальный галстук? — изящный жест маленькой бледной руки вокруг шеи.

— Именно так, к сожалению.

— Так почему б вам не пойти и не сдаться Секретникам?

— Понимаете, Изя, мы рассчитываем выйти оттуда живыми.

Старик на долю секунды изумленно вскинул брови, потом словно преобразился.

— Хорошо. Если вам так не терпится подставить головы под петлю, кто я такой, чтобы вам мешать? Я всего старик… Но вы упоминали, что готовы заплатить за это удовольствие. Итак, сколько?

Я посмотрел на Малыша — как-никак, роль коммерческого директора выполняет именно он, — тот некоторое время соображал, потом произнес:

— Ну… Я полагаю, мы будем в состоянии заплатить тридцать золотых.