Дмитрий Янковский - Правила подводной охоты

Плохо было лишь то, что ракетный выстрел меня демаскировал. Жаб довольно метко выпустил три гарпуна, и мне пришлось отойти к обломкам корабля, чтобы спрятаться в их тени. Взять с собой ракетомет я не мог, он был накрепко прикручен к базальту. Поняв мои затруднения, Жаб опустился ближе ко дну и еще несколькими выстрелами окончательно уничтожил ракетную установку. С этой минуты я перестал его интересовать в качестве боевой единицы. За Рипли он гнаться тоже не стал – мало шансов было догнать ее с двумя баллонами за спиной.

Мне пришлось немного отсидеться, чтобы не получить гарпун в брюхо, а когда между мной и противником установилась безопасная дистанция, я приступил к выполнению следующей части моего плана. Надо было найти один из аварийных спутниковых буев, какие всегда крепятся на палубных надстройках. Это был единственный способ вызвать подмогу в сложившихся обстоятельствах. Пробравшись вдоль искореженной палубы, я разглядел в свете остывающего «светлячка» оранжевую трубу аварийного буя, сорвал ее с крепления, включил и отпустил в свободное путешествие к поверхности океана. Теперь устойчивый сигнал бедствия нам всем обеспечен. Оставались только Жаб и Поганка. Достойные цели для молодого охотника. Прежде чем окончательно погас «светлячок», я отцепил от генератора газовые баллоны, прицепил их к каркасу и отправился за противником.

Меня удивило, как уверенно держал направление командир, словно в точности знал, где в настоящий момент прячется пусковая платформа. Я двигался за ним, ориентируясь на марево от «светлячков», как волчья стая ориентируется по запаху от следов. Но что вело Жаба? Я пытался это понять, и мой интерес не был праздным, поскольку если бы я знал точное место Поганки, то не плелся бы за Жабом, а обогнал бы его. Обогнал и встретил. При определенной доле везения, разумеется.

Может, ему известен сигнал, который она издает? Нет, это уже мистика. Хотя кто его знает? Получил ведь Жаб из ультразвуковой пушки, значит, уже имел возможность посмотреть платформе в глаза. И между ними установилась особая связь. Нет. Фигня это.

Но сколько я ни гнал эту мысль, она не оставляла меня. В голове словно переворачивались стекла калейдоскопа, складываясь то в один узор, то в другой. Огромное количество фактов, воспоминаний и предположений пытались соединиться, потом распадались и снова соединялись, но уже по-другому. Первое, за что я уцепился в этом мельтешении, была статья в газете, которую я просмотрел в ресторане. Сейчас я готов был допустить, что там не все выдумка, что вода действительно может собираться в кластеры, хранить и переносить информацию. Яд. Он был моей второй мыслью. Баралитол. Причем заключенный в контейнеры, неподвластные давлению океана. Как он мог вызвать мутации, если не соприкасался с водой? А может, это не он? Может быть, Поганка мутировала от баралитола, поскольку находилась в непосредственной близости от контейнеров, а дальнейшие мутации – это ее собственное воздействие?

У меня возникла диковатая, но вполне стройная гипотеза. Поганка – разумное существо. Разум она получила в результате мутации. А потом она изучила кластерную структуру воды вокруг контейнеров и стала способна сама генерировать мутагенный сигнал. Мутагенный сигнал, вот в чем фишка! Молчунья говорила «изменяющая сила», так как в Языке Охотников нет научного термина «мутагенный», а произносить его по слогам неудобно. Возможно, Жаб научился чувствовать источник сигнала и теперь идет на него, как на маяк наведения. А я? Сверхчувствительная Молчунья ощущала изменяющую силу как горечь. Может, получится и у меня?

Я попробовал отгородиться от привычных ощущений и прислушался к новым. Мне хотелось понять, какую именно горечь имела в виду Молчунья. Вкусовую, душевную? Запомнив все ощущения, я изменил положение в пространстве и тут же понял – что-то есть. Действительно, некое неприятное ощущение возникало на верхнем небе, когда я поворачивался лицом на определенный азимут компаса. Если говорить проще, это действительно было похоже на горечь.

Теперь я мог свободно обойти Жаба, а не плестись у него в хвосте. Включив водометы, я ринулся в темноту, огибая световое пятно от «светлячка» по широкой дуге. Тяжелые баллоны мешали, но они были единственным моим шансом на спасение. Несмотря на дополнительный вес, я уверенно пронзал пространство, время от времени пробуя его на вкус. А еще через какое-то время новое ощущение ворвалось в мой мозг, и это был, как ни странно, свет. Сначала мягкий, голубоватый и почти не ощутимый, он становился все ярче и ярче, исходя непонятно откуда. Я вытянул руку вперед и с удивлением увидел свои пальцы. На глубине больше трех километров, которую показывали приборы, это было удивительным, ведь эти места никогда не видели ни единого лучика света. Мне пришлось сбавить скорость, чтобы разобраться, откуда исходит это свечение До дна было метров двадцать, и я опустился на базальт, выключив водометы. Вокруг меня кружились микроскопические организмы, именно они излучали голубоватый свет, позволявший не только видеть на несколько метров, но и различать силуэты вздыбленных базальтовых скал. Одна из них показалась мне странной, так как большинство камней, в отсутствие ветра и быстрых течений, были зазубренными и острыми, эта же напоминала почти правильный куб. И только приглядевшись к ней повнимательнее, я понял, что никакая это не скала, а огромная, ни с чем не сравнимая по размерам пусковая платформа.

Чем-то она была похожа на рисунок Бака, но за прошедшие годы тварь разрослась и окрепла. Я теперь хорошо ее видел. На нескольких эшелонах подле нее, словно жуткие призраки, зависли тяжелые торпеды дальнего охранения, время от времени они сменяли друг друга, уходя вдаль и скрываясь из клубящегося облака света. Твари поменьше суетились вокруг, некоторые свечами уходили вверх, скорее всего на охоту в верхние, плодородные воды. Они возвращались, неся в себе пищу для донной платформы, потому что самостоятельно питаться она не могла. Десятки, даже сотни якорных мин прятались по периметру, цепляясь якорными жгутами за кромки скал. «Берты», «Линды» и «Томочки» висели на разных высотах, напоминая привязанные к земле монгольфьеры.

Все это выглядело настолько страшно, что казалось наркотическим сном. Все это было настолько уродливым, что казалось красивым. Красивым и неприступным, как сказочный замок на скале, окутанной облаками. Я понял, что еще не родилась сила, способная взять эту крепость штурмом. Но я не собирался ее штурмовать. И еще я понял, на что надеялся Жаб, пытаясь вновь и вновь приручить эту тварь. Конечно – любой, даже самый чудовищный разум страдает от одиночества. Во всем мире Жаб не смог найти себе пару и отыскал ее только здесь, на дне океана. Он создал ее из своего больного воображения при помощи баралитола. И изучал он этот яд не ради понимания содеянного, а для того, чтобы сотворить именно то, что нужно.