Алексей Барон - Эскадра его высочества

– Все, – сказал великий сострадарий. – Прошлое осталось в прошлом.

– Где, черт возьми, Глувилл?

– Еще не появлялся.

– А Хорн, Колбайс?

– Тоже.

Бубудумзел прошелся по кабинету.

– Все, Хрюмо. Больше ждать нельзя. Нужен двойник.

– Труп уже есть, ваша просветленность.

– Похож?

– Весьма. Даже если не подбирать специального освещения.

– Да что ты мне все… просветленность, освещение… Какова легенда?

– Легенда остается прежней. Но ее, конечно, доработали. Эпикифор инспектировал тюрьму Призон-дю-Мар, когда на нее напали померанцы. Ну, доблестно сражался, лично уложил четверых врагов базилевса-императора…

– Четверых?

– Троих. Он неплохо владеет оружием, ваша просветленность. То есть владел.

– Этот хлюпик?

– Троих. Меньше нельзя. Несолидно будет.

– Ладно, пусть троих. А где люминесцентное тело?

– Похитили коварные померанцы. И оставили двойника. Быть может, не одного.

– Да, это разумно, что не одного.

– Доказательство – первый труп. Он отличается от оригинала только отсутствием родинки на левой щеке.

– Свидетели есть? Доблестной гибели и тому подобному?

– О да. Ждут в приемной.

– Покажи.

Свидетелей ввели. У одного, в мундире морского артиллериста, была перевязана рука. Бубудумзел вопросительно поднял бровь.

– Нет, – сказал Хрюмо. – Мы тут ни при чем. Старший матрос Сиврас действительно ранен на батарее. Точнее, сломал руку при падении, когда убегал. Задачу свою осознает, готов сотрудничать в полном объеме. У него жена и двое детей.

– Ага, это хорошо. И что ты видел, беглый матрос Сиврас?

– С корвега «Гримальд» высадились померанцы, ваша просветленность. Там был человек, очень похожий на его люминесценция. Я даже подумал, что это эпикифор и есть. Но потом он начал стрелять…

Керсис кивнул.

– Понятно. Детали отшлифуйте. Следующий!

– Бывший надзиратель Мормидо. Сидел в камере с пленными померанскими матросами…

– Стоп! – сказал бубудумзел. – Не понял. Почему надзиратель сидел в камере?

– Потому что упустил важных преступников из Сострадариума.

– А! Это в прошлом месяце, да?

Мормидо покаянно вздохнул.

– Так точно, ва…

– Э! Да тебя же должны повесить.

– Вот чтобы этого не произошло… – ухмыльнулся Хрюмо.

– Понятно. И что же ты видел, висельник?

– Ну… это. В коридоре эпикифор сражался, значит, как лев. С криками «да здравствует базилевс-император». Он уложил чет… нет, троих померанцев, а потом упал. Его и утащили, ваша честь. Прямо за обе ноги. За правую и левую то есть.

Бубудумзел вновь не понял.

– Какая еще честь?

– Это он к суду вызубрил, – пояснил Хрюмо. – Суд ведь потребуется?

– Ну, на всякий случай.

– А лохмака был – во, во, вот такой себе. Из себя. Что надо! – вдруг с большим волнением заговорил Мормидо, широко расставляя руки. – Потому я и не виноват, ваша просветленность.

– Что еще за лохмака?

– Это у него заскок, – опять пояснил Хрюмо. – Придется поработать.

– Да, туповат. Ты уверен, что не подведет?

– Уверен. Сделаем, ваша просветленность. Мы ему такую лохмаку нарисуем… Просто времени было мало. Продолжать?

– Хватит. Уберите всех.

– Сейчас? – без тени удивления спросил Хрюмо.

– Да не в этом смысле. Тьфу! Нельзя же вот так, сразу всех мочить. До использования. Какой-то ты сегодня… недобрый, Хрюмо. Ты кошек, случаем, в детстве не вешал?

– Нет, – удивился Хрюмо. – Только топил.

22. ПРОТИВ ТЕЧЕНИЯ

На набережной у Призон-дю-Мар толпились матросы.

С помощью канатов они пытались поднять из воды утопленные пушки. И, видимо, давно пытались.

– Раз-два, взяли! – сипло орал офицер.

– Узяли, узяли…

Контамар еще дымился. Сострадариум уже почти загасили, на его крыше шевелились фигурки множества пожарных. Но в величественном куполе дворца зияла безобразнейшая дыра таких размеров, что должна была без труда различаться не только с магрибских кораблей, но и из окон Эрлизора, и даже с противоположного берега бухты. С этой дырой Сострадариум весьма напоминал гигантский кариозный зуб. Что, собственно, и было его истинной сущностью.

– Ну и дела-а, – протянул Глувилл, работая веслами. – Ох, и здорово же этим померанцам надо по шее накостылять.

– Накостылять? – переспросил эпикифор. – Им спасибо сказать надо.

Глувилл в изумлении перестал грести.

– Спасибо? Да они же разбомбили Контамар, подожгли Сострадариум, утопили флот!

– Святая правда. Но они же показали, на что годится наш флот, что в Контамаре сидели ротозеи, а серьезное потрясение способно вызвать дворцовый переворот под ныне дырявым куполом Сострадариума. При этом войну вызвали мы сами. И раз уж вызвали, то надо было подготовиться, ресурсов и времени хватало. Ан – нет. Значит, дело и не в ресурсах, и не во времени.

– Тогда в чем?

Робер заговорил медленно и устало. После каждого предложения у него получались паузы и от этого слова приобретали особую весомость.

– В управлении. Политическая система устарела. При этом виноват не базилевс-император, который давно уже не обладает реальной властью. Виноват исключительно орден Сострадариев. И лично я, его эпикифор… Да, да, Глувилл, лично я. Не делай круглые глаза, такова печальная правда. Я ее признаю и тебе советую. Что же касается эскадры Мак-Магона, то она всего лишь сыграла роль скальпеля, вскрывшего гнойник. Вот за это и надо благодарить Поммерн…

– Чудно, – сказал Глувилл. – За одни сутки так все переменилось! Сразу ничего и не поймешь. Вот куда сейчас грести?

– Да к свету. Пора нам выгребать к настоящему свету. Давно пора…

– Ну, знаете ли, ваша люминесценция! Если сам Пресветлый оказался не светом, где ж его искать-то теперь, истинный свет?

Робер вздохнул.

– На юге, обрат мой.

Глувилл обернулся через плечо.

– Эвон что. Против течения грести, значит? Там же – Ниргал.

– Против течения, обрат мой. Других путей теперь долго не будет. Так что приступай, держись подальше от берега, да набрось на голову капюшон. Слишком многие в этом городе нас знают в лицо. А наши лица, знаешь ли, и раньше не всем по душе были…

Глувилл поспешно поднял капюшон и взялся за весла

– Обмотай руки тряпками, – посоветовал де Умбрин. – Мозоли набьешь.

Глувилл вздохнул.

– Это не самое страшное, что нам угрожает, ваша люминесценция.

– Делай то, что можешь и пореже вздыхай о том, что не можешь. Ибо в этом секрет успеха, – заметил свергнутый эпикифор.

И сам задумался над собственными словами.

Они вошли в устье Ниргала и скоро приблизились к Императорскому мосту. Каменная кладка быков имела многочисленные свежие выщербины, – следы увесистых померанских ядер. И хотя сами померанцы давно уплыли, мост все еще не был сведен, на нем только начали копошиться рабочие.