Клиффорд Саймак - Игрушка судьбы: Фантастические романы

— Треклятая штука работает лишь на прибытие, — скулил Плотояд, — А должна работать и на прибытие, и на отъезд…

— Держи себя в руках, — бросил Никодимус.

— Ты по-прежнему думаешь, что сумеешь справиться? — обратился к роботу Хортон. — Ты сказал, тут силовое поле. Смотри, еще взорвешься. Что ты вообще знаешь о силовых полях?

— Ничего, — весело сообщил Никодимус. — До настоящей минуты я не знал даже, что они существуют. Просто взял и назвал их так. Термин возник у меня в голове сам собой. Я не знаю, что он означает.

Он достал коробку с инструментами, положил ее наземь и, опустившись на колени, принялся раскладывать ключи и приспособления на скальной тропе.

— Это вещи для того, чтоб его чинить! — возликовал Плотояд. — У Шекспира не было таких вещей. Нет у меня треклятых инструментов, говорил он.

— Очень бы ему помогло, если б они у него и были, — заявил Никодимус. — Мало их иметь, надо еще знать, как ими пользоваться.

— А ты-то знаешь? — съязвил Хортон.

— Вы чертовски правы, я-то знаю, — заявил Никодимус, — Я включил трансмог инженера.

— Инженеры не пользуются инструментами. Ими пользуются рабочие, а не инженеры.

— Не раздражайте меня, — заявил Никодимус. — Довольно мне взглянуть на инструмент и взять его в руки, и мне сразу же все понятно.

— Ну не могу я смотреть на эту чепуху! — воскликнул Хортон. — Я лучше уйду. Плотояд, ты упоминал о развалинах ка— кого-то города. Пойдем-ка осмотрим их.

Плотояд разволновался.

— А если ему потребуется помощь? Может быть, кто-то должен подавать ему инструменты. Или понадобится моральная поддержка…

— Понадобится не просто моральная поддержка, — заявил робот. — Понадобится удача большими дозами, и озарение свыше тоже не повредит. Ступайте, осматривайте свой город.

Глава 11

Даже при самом пылком воображении назвать это городом было нельзя. Дюжины две зданий, и ни одного большого. Продолговатые каменные постройки имели барачный вид. Располагались они примерно в полумиле от домика, украшенного черепом Шекспира, на невысоком взгорке над стоячим прудом. Меж постройками росли густые кусты, а кое-где и деревья. Отдельные деревья угнездились так близко к стенам, что сдвинули или развалили кладку. По большей части постройки совсем утонули в зарослях, и все же там и сям змеились тропинки.

— Шекспир прорубил тропинки, — пояснил Плотояд, — Он постигал и исследовал, а кое-что приносил домой. Немного и иногда. Когда что-то захватывало его внимание. Он говорил, не подобает тревожить мертвых.

— Мертвых?

— Видимо, я выражаюсь чрезмерно и неестественно. Правильнее сказать, ушедших, тех, что удалились. Хотя это тоже звучит неправильно. Можно ли потревожить тех, что удалились?

— Постройки все одинаковые, — отметил Хортон, — Мне они напоминают бараки.

— Бараки — слово, какого я не постигаю.

— Дома, где ютилось много людей.

— Ютилось? Это значит — они тут жили?

— Верно. Когда-то здесь жили какие-то люди. Торговая фактория, скорее всего. Бараки и склады.

— Здесь не с кем торговать.

— Ну хорошо, пусть это были следопыты, охотники, рудокопы. Тут есть изумруды, которые нашел Никодимус. Планета может быть богата залежами драгоценных камней или золотоносным песком. Или пушными зверями…

— Никаких пушных зверей, — уверенно заявил Плотояд, — Только мясные звери. Горстка слабосильных хищников. Ничего, способного внушить страх.

Несмотря на белизну камня, использованного для кладки, постройки производили убогое впечатление, словно строились просто лачуги. Не приходилось сомневаться, что в свое время здесь расчищали поляну, — лес пробирался на бывшую поляну, теснил ее, и все-таки поодаль деревья стояли более плотной стеной. А постройки, пусть убогие, возведены были основательно, прочно.

— Их строили на века, — заметил Хортон, — Это не было временное поселение, или, по меньшей мере, его не считали таковым. Странно, что домик, где поселились вы с Шекспиром, поставлен отдельно от остальных. Можно, по-моему, допустить, что он служил сторожевой будкой, чтобы не спускать глаз с туннеля. А эти бараки — вы их обследовали?

— Только не я, — заявил Плотояд, — Они меня отвращают. В них что-то противное. Небезопасное. Войти туда, как угодить в ловушку. Я бы не поборол опасения, что ловушка замкнется за мной и я никогда не выйду наружу. А Шекспир любопытствовал и лазил, к моему беспокойству. Выносил всякие маленькие штучки и восторгался. Хотя, я говорил уже, трогал он очень мало. Повторял, что надлежит оставить для других, которые разбираются.

— Для археологов?

— Таково слово, что я искал. Оно неудобное для языка. Шекспир говорил, постыдно портить до археологов. Они познают многое разное там, где мы не познаем ничего.

— Но ты же упоминал…

— Маленькие штучки исключительно. Легкие на подъем и, возможно, ценные. Он говорил, негоже отворачиваться, когда состояние плывет в руки.

— А думал Шекспир о том, что здесь было раньше?

— Мысли об этом возникали у него часто. Главным образом он спрашивал после тяжких раздумий, не было ли устроено здесь место для злоумышленников.

— Исправительная колония?

— Чтоб он применял такие слова, мне не припоминается. Однако он предполагал место, где держат тех, кого в других местах не хотят. Он думал гадательно, не работал ли этот туннель всегда в одну сторону. Никогда в обе стороны, но только в одну. Чтобы кого послали сюда, тот не мог вернуться.

— А что, предположение имеет смысл, — сказал Хортон, — Хоть это и не обязательно. Если туннель забросили в далеком прошлом, он был долгое время без надзора и постепенно сломался. Ты говорил, что, войдя в туннель, ты не знал, куда попадешь, и что двое вошедших подряд могут очутиться в разных пунктах, — но так не должно быть. Создавать транспортную сеть, действующую без определенной системы, нецелесообразно. При подобных условиях не похоже, что нашлось бы много желающих пользоваться туннелями. Чего я никак не возьму в толк, так это одного: вам-то с Шекспиром зачем вздумалось лезть в туннель?

— Туннели привлекают тех и только тех, — жизнерадостно заявил Плотояд, — кому на все наплевать. Тех, кто лишен выбора и согласен попасть в места, куда никто бы в здравом уме не сунулся. Однако все туннели без исключения ведут на планеты, где можно жить. Где есть воздух дышать. Где не слишком жарко и не слишком холодно. Ни одной такой, где сразу умрешь. Но много планет никчемных. Много планет, где нет никого, а то и никогда не было.

— У тех, кто создавал туннели, наверное, были причины проложить их на много планет, в том числе и на те, которые ты называешь никчемными. Интересно бы выяснить, что это за причины.