Ильдар Абдульманов - Царь Мира

— Договорились, — сказал Хэммонд, решив про себя, что, в конце концов, это шанс, которого он долго ждал, и глупо упускать его, особенно если учесть, что более подходящей кандидатуры, чем он сам, на должность капитана он просто не знает.

Самарин-старший узнал от Батищева о страшной участи Ляшенко, о том, что Власов и Владимир, по-видимому, ранены и что их отвезли в больницу, причем сын Самарина был в наручниках. Самарин-старший размышлял не дольше минуты. V него были большие возможности, но он понимал, что самое главное — не дать московскому милиционеру допросить Владимира или отвезти его в Москву. Поэтому он и решился на столь резкий шаг, как нападение боевиков на больницу, и даже не принял обычных мер предосторожности. Конечно, его участие в этом деле формально доказать практически невозможно — исполнители были достаточно вымуштрованы и понимали, что, если они при провале возьмут все на себя, их семьи и они сами будут под опекой, в противном же случае они приговаривают себя к смерти.

Ни Самарин, ни Батищев даже не подозревали о том, что Владимир мертв. Сергунин, вмешавшись в операцию, спас не Царя, он спас исполнителей этой операции. Иначе их ждало бы то же самое, что и Самарина-младшего — мгновенная смерть от страшных объятий инэста. Спустя некоторое время Батишев доложил Самарину о результатах акции. И получил прямой приказ сидеть в фойе больницы и докладывать обо всем, что происходит. Сам же Самарин в каком-то ступоре просидел около телефона почти все то время, пока оперировали тело Власова. Каждый час ему звонил Батищев и сообщал, что никто не покидал этажа больницы, где сосредоточились интересующие его лица.

Спустя несколько часов после того, как Самарин отдал распоряжение провести акцию в больнице, в дело вмешался его адвокат, весьма опытный и умный человек, не раз выручавший хозяина. Узнав о происходящем, он пришел в ужас. Распоряжение о проведении акции по освобождению Владимира было отдано все же не напрямую Самариным, а через его охранника. Исполнители, конечно, догадывались, кто может стоять за этим приказом — все было достаточно очевидно, и именно это и испугало адвоката. Как бы то ни было, его резкий тон привел в чувство Самарина-старшего, и они втроем, вместе с охранником, поехали в больницу. Адвокат решил, что появление там самого Самарина снимет с того подозрения.

В фойе они встретили Батищева, бледного и растерянного, — он не ожидал вмешательства московского опера и теперь оказался меж двух огней. Быстро пояснив, что в коридоре велась перестрелка и что палаты находятся под охраной, а Власова все оперируют, он счел за лучшее вообще уйти подальше от больницы, поскольку драматические события, судя по выражению лица хозяина, должны были развиваться дальше.

— Я пойду туда, — сказал Самарин. Ситуация требовала, чтобы он сейчас отрекся от сына, но при всем своем цинизме и расчетливости Самарин не мог на это пойти. Внезапно стареющий уголовник почувствовал, что ближе и роднее сына у него никого нет, да и не будет, скорее всего. Да, за деньги можно купить многое, и, щедро субсидируя; Владимира, Самарин отгонял от себя мысль, что таким образом покупает и сыновнюю любовь. Но только сейчас Самарин-старший по-настоящему понял, до чего ему дорог этот непутевый отпрыск — словно тот вдруг превратился в горько плачущего, нашалившего трехлетнего несмышленыша, которого надо взять на руки и утешить.

— Может, лучше не ходить туда, подождать, пока ситуация немного прояснится? — пробормотал адвокат, понимая, что вряд ли остановит хозяина. — Хорошо, я пойду с нами, — добавил он, поняв по выражению лица Самарина, что тот не отступится от задуманного. Но деньги, хорошие деньги, адвокату надо было отрабатывать.

Они поднялись на тот этаж, где размещалась реанимационная. Если бы адвокат знал, что его подопечный прихватил с собой пистолет, он бы наотрез отказался идти с ним.

Уже на лестнице их остановил оперативник Николай. Самарин беспрекословно предъявил паспорт и сказал, что хотел бы увидеть сына. Николай растерялся — он просто не представлял себе, что окажется в столь двусмысленной ситуации. Подозвав Сергунина, он сообщил о гостях. Одного взгляда подполковнику было достаточно, чтобы определить, что перед ним бывший зек, ставший хозяином, — много таких развелось в последнее время. Он также понял, что Самарин взвинчен и с трудом сдерживается. Подполковник заколебался — следует ли обыскать его или понадеяться на свою реакцию. Но именно в это время из палаты, где лежала Алина, вышел Эдик-Самарин.

— Володя! — окликнул его Самарин.

Тот посмотрел на него, пытаясь вспомнить, где он видел этого человека, и совершенно забыв при этом, что находится в чужом теле, — он был весь под впечатлением разговора с Алиной. Эдик-Самарин сделал несколько шагов по направлению к незнакомцу и тут вспомнил и то, кто этот человек, и то, кем он сам сейчас кажется этому человеку…

— Володя, это я, — сказал Самарин и тоже шагнул к тому, кого принял за своего сына.

Сергунин шел следом, не отставая ни на шаг и готовый предотвратить столкновение. Николай тоже сделал несколько шагов, отойдя от лестницы. Губы Эдика-Самарина дрожали, он не мог сказать ни слова. Его душила злоба, но Самарин не понял этого.

— Что вы с ним сделали? — хриплым, угрожающим голосом спросил он, поворачиваясь к Сергунину. На самом деле он скорее был растерян — сын почему-то оказался без наручников, и вообще происходило что-то странное, чего он не мог понять. Ему показалось, будто Владимира накачали наркотиками или сильно избили — таким он сына еще не видел. И тут произошло неожиданное. В конце коридора появилась темная сгорбленная старушечья фигура.

— Сюда нельзя, — послышался голос провожавшего ее врача. Николай не успел отреагировать — старуха пронеслась мимо него и, бросившись на Эдика-Самарина, вдруг схватила его морщинистыми руками за горло.

Сергунин опомнился первым, резко дернул старуху за плечи, и ему пришлось приложить всю свою силу, чтобы заставить ее отпустить Эдика-Самарина и удержать ее. Старуха билась в его руках, подбежал врач, помогая Сергунину, и тогда старуха рванулась еще сильнее и плюнула в лицо Эдику-Самарину.

— Будь ты проклят! — закричала она визгливым голосом. И сникла, повиснув на руках державших ее мужчин.

Эдик-Самарин молча вытер лицо рукавом.

— Что ей надо, кто это? — спросил Сергунин.

— У нее дочь здесь лежит, — неохотно пояснил врач. — Попытка самоубийства. Говорят, из-за этого. — Последние слова он произнес тихо и кивнул на Эдика-Самарина. Не хотелось ему ссориться с сильными мира сего. Но тот услышал.