Владимир Немцов - Избранные сочинения в 2 томах. Том 2

— Пустяки, — отмахнулся Набатников. — Люди меня интересуют не меньше иллюминаторов. Любопытно познакомиться поближе. Говорят, что мальчик где-то здесь отдыхает от трудов праведных.

— Так точно, — подтвердил следователь. — Он должен сюда заехать — позабыл отметить командировку. Медоваров потребовал. Перед сдачей дел хочет, чтобы вся отчетность была в порядке.

Набатникова удивило это странное совпадение, но ведь с Толь Толичем был уже серьезный разговор и, вероятно, ему подсказали, как поступать дальше. А Набатникову подсказывать не нужно, он сделает все возможное, что от него зависит.

Аскольдик приехал именно в тот день, когда его и ожидали. Зайти к директору института? Пожалуйста! И ни тени удивления. Наконец-то Набатников пожелал извиниться? Ведь неудобно, когда люди приезжают в командировку, а им от ворот поворот. Вероятно, подействовала жалоба, которую тайком от Толь Толича подписали три аспиранта. Разве так можно относиться к молодым кадрам? Накрутили, видно, Набатникову хвост. Теперь лебезит, заискивает перед молодежью.

«Ну, ясно!» — подумал Аскольдик, когда, предложив ему кресло, Набатников начал разговор издалека. Спрашивал, как отдохнул молодой товарищ — уже успел загореть, — интересовался киносъемкой, как она получается?

— Спасибо, Афанасий Гаврилович, — вежливо ответил Аскольдик. — Получается. На цветную снимал… Да что вы! Не в первый раз. Освоена… А места здесь вполне приличные. Хочу осенью опять подъехать. Недавно «Волгу» получил.

— Выиграли в лотерее?

— Что вы, Афанасий Гаврилович! Купил на свои кровные… То есть не совсем на свои, — заметив удивленный взгляд Набатникова, поправился Аскольдик. Папан у меня добрый. Помог.

— Это приятно. Анатолий Анатольевич очень хорошо о нем отзывался. Кстати, а вы знаете, сколько стоит «Волга»?

— Конечно.

— Отец ваш директор производственного комбината? Так, кажется? Ковры, дорожки… Не помню, что-то мне говорил Анатолий Анатольевич. Зарплата его вам известна?

— Примерно, — нехотя ответил Аскольдик.

— Вы извините меня, товарищ Семенюк, за любопытство. Возможно, вам посчастливилось? По займу выиграли? Нет? Тогда, может быть, дача в наследство осталась? Отец решил сделать вам подарок и продал ее за ненадобностью?

— При чем тут наследство? — обиделся Аскольдик. — Дачу сами построили и продавать ее пока не собираемся.

Афанасий Гаврилович взял со стола счетную линейку и протянул ее Аскольдику:

— Видимо, я совсем позабыл арифметику. Проверьте, пожалуйста. По моим расчетам, ваш папа должен работать два года, чтобы купить «Волгу». Но ведь пить-есть тоже надо. Мама не работает, а вашу зарплату всерьез принимать нельзя. Она почти целиком уходит на содержание машины и ваши личные потребности. Математический парадокс.

— Я не математик, Афанасий Гаврилович, — лениво произнес Аскольдик, кладя линейку на стол. — И, откровенно говоря, этим вопросом никогда не интересовался.

Набатников чуть не стукнул кулаком по столу. Не интересовался? А сюда прилетел с блокнотом, хотел выпускать сатирический листок, любопытствовал, спрашивал, нет ли бракоделов среди ученых, выискивал сплетни, дотошный до всякой ерунды… А что творится дома, его, видите ли, не интересует. Но самое главное, что тут он искренен. Он всегда в стороне. И, к сожалению, так нередко бывает. Развернешь газету, читаешь: «Из зала суда». Опять проворовался какой-нибудь завмаг. Построил себе дачу за огромные деньги. А откуда у него деньги — никто раньше не спрашивал. Равнодушные доброхоты отводили ему участок, подписывали всякие бумаги, продавали стройматериалы, помогали рабочей силой… А ведь стоило только прикинуть в уме общую сумму его многолетней зарплаты и примерную стоимость дачи, как дело уже можно передавать в прокуратуру. До каких же пор мы будем оправдываться пережитками капитализма? Почему мы слепо закрываем глаза и ждем естественного и обязательного конца, что жулик обязательно попадется? Неужели так мало значит профилактика?

— Простите мою назойливость, товарищ Семенюк, — как можно спокойнее проговорил Набатников. — Вы изволили заметить, что бытовыми вопросами не интересуетесь. Тогда чем же?

Аскольдик снисходительно усмехнулся:

— Мне очень странно слышать это от вас, Афанасий Гаврилович. Разве сейчас, когда открылись дороги в космос, можно интересоваться чем-либо другим? Вся молодежь только и думает, как бы поскорее распроститься со старухой.

— Какой старухой? — удивился Афанасий Гаврилович.

— Землей, конечно.

Набатников только руками развел. Вон чем он прикрывает свою пакостную философию! «Впрочем, почему именно вас, уважаемый профессор, занимающегося изучением космоса, волнуют какие-то мелкие жулики? — иронически спросил он себя. — Полноте, Афанасий Гаврилович, завтра открывается новая эпоха в истории человечества. Вечная энергия космических пространств будет спущена на Землю…»

Нет, не убедит себя профессор Набатников, и зря он старается пышными словами оградить свое сознание от сегодняшнего, сиюминутного. Во имя чего? Ради кого он живет и трудится? Во имя будущего человечества, ради наших детей… Но опять вновь и вновь возникает трезвая, холодная мысль. Дети? У Набатникова взрослая дочь — учительница в сельской школе. Она счастлива, и ей не нужна ни «Волга», ни столичная профессорская квартира, в которой она могла бы жить. И вот, заложив ногу за ногу, сидит перед тобой мальчик. Он тоже один из тех, кому должно принадлежать будущее. Таких мальчиков не так уж много, но они живут в дачах, построенных на ворованные деньги, разъезжают в ворованных машинах. Они догадываются об этом, догадываются их друзья, но никто не хочет называть вещи своими именами, лишь стыдливо прячут голову под крыло и делают вид, что ничего не знают.

Так вот и сейчас с Аскольдиком. Казалось бы, странно, что Набатников прежде всего затеял разговор о «Волге», даче, зарплате, а не о том, почему сфотографированы вовсе не те иллюминаторы, которые нужно.

Ведь именно это его беспокоило, это мучило.

Может быть, подсознательно, но Афанасий Гаврилович не мог отделить одно от другого. Аскольдику на все наплевать. Какая ему разница, на чьи деньги папины или государственные — куплена машина? Не все ли равно, что сфотографировать? Важно не попадаться.

— Вы комсомолец, Семенюк? — после некоторого молчания спросил Набатников.

Аскольдик откинулся на спинку кресла.

— Да. Но разве в мои обязанности входит проверка семейного бюджета? Я уважаю своего отца, и подобный контроль был бы для него оскорбительным…