Ринат Мусин - Любви все роботы покорны (сборник)

Анке заблудилась.

– Что это?

Мальчик вертел в руках синий блестящий шарик, не больше грецкого ореха. Надо же, неактивированный, подумал Лотош. Должно быть, завалялся с прошлого раза, когда вывозил на дачу жену с детьми.

Он присел на диван рядом с мальчишкой.

– Новинка ассортимента. – Забрал у пацана шарик, небрежно подбросил и снова вложил мальчишке в ладонь. – Эрзац-фантом.

– Что-о?

Лотош усмехнулся.

– Сосредоточься, – приказал он. – Представь что-нибудь… скажем, банку с пивом. Давай, действуй.

И, развалившись на диване, приготовился наблюдать.

Мальчик закусил губу. Ба, да он даже зажмурился от напряжения! Правда, почти сразу вновь распахнул глаза, вытаращившись на собственный кулак.

Чпок! Вздрогнув, мальчишка разжал пальцы, и с его пятерни соскочил на пол небольшой, с локоть, но вполне натуральный черт. С поросячьей мордочкой, копытцами на ногах и с рожками на черной, как у негра, башке.

– Клево! – восхитился мальчик.

Черт обернулся, стрекотнул что-то неодобрительное и бесследно растаял в воздухе. Дешевка все-таки. Ресурс исчерпан.

Мальчик захохотал, с горящими глазами обернулся к Лотошу:

– Отпа-ад! Крутая штука!

Лотош тоже засмеялся, хлопнул пацана по острой коленке.

– А то! Технологии будущего, как грится.

Он расстегнул поясную сумку. Порывшись, вытащил еще один шарик и протянул мальчишке.

Тот неуверенно мотнул головой.

– С-спасибо. Но у меня денег…

– Не твои проблемы.

И Лотош сам запихал эрзац-фантом в карман мальчишкиной рубахи.

– Делов-то. – Его рука по-хозяйски легла пацану на колено. Отдохнула немного и медленно поползла вверх, по бедру, а добравшись наконец до паха, легонько сжала там, в паху.

Мальчишка дернулся. Готов, стало быть, взвиться в негодовании. И взвился б, да только Лотош умел осаживать малолеток.

– Будешь вопить – урою, – обещал он, не повышая голоса. – За неблагодарность. За все в этой жизни надо платить: за жрачку, за крышу над головой… за транспортные, так сказать, услуги. Усек?

Мальчишка подумал и кивнул. Поверил, значит. Лотош опять засмеялся.

– Не ссы, не обижу. – Он стянул мокрую от пота футболку, остервенело поскреб под лопаткой. – Айда-ка на речку, искупнемся. Целый день в разъездах.

Лотош бултыхнулся с мостков, долго плавал в черной парной воде, не упуская из глаз смутную в потемках фигуру мальчика. Его рюкзак Лотош на всякий случай запер в машине, а впрочем, пацану по-любому некуда деться.

Славный парнишка, подумал Лотош, ныряя под мостки. Из небогатой семьи, сразу видно, но бродяжничает от силы неделю. И хоть всерьез за мальцами ударяют только пидоры, на эту ночь лично он, Лотош, предпочтет вот такого вот домашнего херувимчика, чем его прожженных ровесниц. А после несложно будет с выгодой пристроить пацана.

Он вынырнул, плещась и отфыркиваясь. На досках растеклись лужи, качались у тропинки потревоженные ветки ивы. Мальчишка исчез.

Ночь колыхалась листвой, звенела по-комариному, тонко и жалобно кричала птицей, названия которой он не знал. Горели обожженные крапивой руки, саднили царапины на лице – тогда, удрав с мостков, он затаился в ивняке и сидел там, пока разъяренный Лотош, матерясь, обшаривал берег. Только когда наступила тишина, он выбрался из укрытия и, стороной обходя дачный поселок, через Эльмот зашагал к трассе.

Но где она? Сейчас появится, говорил он себе, скоро, вон за той луговиной. Но трассы не было, была только тьма, и шепот деревьев, и тонкий ломтик луны в опрокинутой чаше небес.

Сзади хрустнула ветка. Мальчик, не оборачиваясь, прибавил шагу. Позавчера он видел, как погиб человек, бродяга в изодранном рыжем пальто, случайная машина сбила его и умчалась, не притормозив. Сейчас мерещилось, как тот бродяга, мертвый, крадется сзади, из проломленного черепа на листья каплет черная кровь. Или это Лотош подбирается в темноте?

Мальчик побежал. Он летел, не разбирая дороги, когда мир кувыркнулся и земля, внезапно приблизившись, больно ударила в грудь. Что-то маленькое, твердое уперлось в ребра, рядом с бешено колотящимся сердцем. Он пошевелился, прислушиваясь – никого. Тогда он встал и вынул из кармана тот самый шарик. Эрзац-фантом.

Его даже затрясло от злости – надо же, чуть не продался за побрякушку! Он размахнулся, чтобы зашвырнуть шарик куда подальше, но опустил руку. В карманах пусто, завтра жрать будет не на что, а возвращаться домой… ну уж нет. Эрзац-фантом можно сдать, например, в ломбард, а там, сказал он себе, я придумаю что-нибудь.

Он двинулся дальше, насвистывая для храбрости. Заблудился? Ну и подумаешь! Если что, он пересидит ночь под кустом, а утром обязательно отыщет дорогу. А байки о нечисти, живущей в Эльмотском лесу, конечно же, всего лишь враки и небылицы.

Скоро во мгле среди ветвей забрезжил просвет, и перед ним открылась полузаросшая лесная колея. Напротив у сосны сидел, скорчившись, кто-то худенький. Девчонка.

Анке огрызнулась:

– Не твое дело.

Несколько минут назад она решила, что не доживет до рассвета. Кураж, толкнувший ее в Эльмот, схлынул, остался только страх – такой, что хотелось скулить. А услышав чьи-то шаги, она сжалась в комок, совершенно парализованная. Лесной монстр, кто еще? Он изнасилует ее и перегрызет горло. И Анке так и не вернется домой.

Идет, насвистывает. Вот приблизился, встал напротив, переминаясь с ноги на ногу. Сказал ломающимся мальчишеским голосом:

– И что ты тут делаешь, а?

Анке открыла глаза. Маньяк был щупловат и с виду не старше ее самой. Она вскочила, рассерженная. Самый обыкновенный мальчишка! Да кто он такой, чтобы ее допрашивать?

– Не хочешь – не говори, – пожал плечами тот. – Просто я думал, может, ты знаешь дорогу?

Анке покачала головой и снова чуть не разревелась. Мальчишка вздохнул.

– Пойдем искать вместе?

Она тупо смотрела на него. Тогда он сказал:

– Ну, пока, – и зашагал прочь.

Анке шмыгнула носом. Она вдруг поняла, что еще немного – и снова останется одна. А еще она сообразила, что только что невообразимо смело разговаривала с мальчиком. И не испытывала перед ним, совершеннейшим чужаком, никакого запредельного трепета.

– Подожди!

Она кинулась следом, вцепилась ему в локоть. Сразу отшатнулась.

– Извини.

Мальчик засмеялся и кивнул на ее сумку.

– Давай понесу.

Анке покраснела. Раньше ей никто и никогда не делал таких предложений. Язык словно прилип к небу, но ничего, ночной спутник болтал за двоих. Они шли бок о бок, и Анке казалось, что ее плеча порой касаются едва уловимые волны тепла, словно от включенного обогревателя, – мальчишка был совсем рядом. Анке иногда украдкой косилась на него и сразу отводила взгляд, а он тарахтел об отчиме и что учителя – придурки, что он хочет стать автомехаником, что папаша пьет и лодырничает, а вон та звезда – видишь? – называется Альфа Центавра.