Павел Молитвин - Проклятый город

— У тебя губа не дура!

— Как себя чувствуешь?

— Плохо, — пожаловался Вадя, выглядевший значительно лучше, чем вчера и позавчера. — Пока до ветра ходил, чуть в обморок не грохнулся.

— Приключения на свою голову ищешь? Поставлено тебе ведро — пользуйся на здоровье!

— Не могу в общественном месте гадить, — застенчиво признался Вадя.

— Мать честная! — буркнул я, выходя на кухню.

И остолбенел.

Стоявшая над кастрюлей с закипавшей водой девушка чем-то здорово отличалась от Яны, но мне потребовалось несколько мгновений, чтобы сообразить, чем именно.

— Зачем ты постриглась?

— А что, плохо?

— Ты стала похожа на Мирей Матье. Но зачем? Как ты решилась? — Я с сожалением поглядел на лежащую на стуле длиннющую косу.

— Длинные волосы хороши, когда за ними можно ухаживать, а так — сплошная обуза. Подровняешь меня сзади?

Коробки с патронами я нашел на дне большого алюминиевого бидона, под пакетами с рисом, гречкой и пшенкой, упрятанными в нем от крыс и мышей. Он стоял на виду, просто нам в голову не приходило, что Иван Константинович может хранить там патроны.

— Вот и отлично, самое время в город возвращаться! — обрадовался Вадя, упорно не желавший понять, что без света, газа и воды в Питере сейчас не в пример хуже, чем на Вовкиной даче.

— Ща тебе Яна магнезию вколет, чтобы не болтал попусту, — посулил я, на что Вадя ответил, что всё равно, мол, надо в аптеку ехать, покупать лекарства по списку, оставленному посетившими нас Немировыми.

Я сказал, что съезжу в Мальгино, а в Питере ноги моей не будет, пока не станет ясно, что к чему. И, не давая Ваде затеять очередной спор, спросил у Яны, чем кончится вторжение акваноидов. Я спрашивал это у нее уже не первый раз, но до сих пор вразумительного ответа не получил.

Она уже открыла рот, чтобы ответить, но тут Вадя брякнул, что «все эти прорицания — сплошное надувательство». Брякнул назло, видя, что мы не только не собираемся ехать в город, но и обсуждать его бредовое предложение не намерены. Вместо того чтобы проигнорировать этот детский наезд, Яна встала в позу «вождь на броневике» и принялась доказывать, что вода мокрая, море — соленое, а Волга впадает в Каспийское море.

— Удивительное дело! Живет человек в Питере, кончил школу, институт и при всем том умудрился сохранить разум в девственной чистоте. Я бы даже сказала, в первобытной дремучести. Ты «Песню о Вещем Олеге» читал? О том, как предсказана ему была смерть от любимого коня?

— Читал, читал! — откликнулся из-под одеял Вадя:

Злая гадюка кусила егоИ принял он смерть от коня своего!

— Пушкин в пересказе Высоцкого? Чудными путями культура идет в массы! — саркастически ухмыльнулась Яна и продолжала: — А ведь Пушкин, в свой черед, пересказал старинную летопись, в которой говорилось, что волхв сделал свое пророчество за четыре года до смерти Олега. Но бог с ним, с Олегом! Древние египтяне обращались за предсказаниями к оракулу Амона в Фивах. Древние греки — к оракулам Аполлона в Дельфах и Зевса в Дидоне. Широкую известность получили античные вещуньи, называвшиеся сивиллами. Самой прославленной из них была Демофила, жившая в шестом веке до нашей эры в городе Кумы и прозванная Сивиллой Кумской. Так вот, не приходило тебе в голову, что древние оракулы пользовались заслуженной славой недаром? И если бы предсказания их ничего не стоили, люди бы к ним не обращались?

Дела давно минувших дней,Преданья старины глубокой… —

пробормотал Вадя, заметно приободрившийся после ухода Немировых и не желавший уступать в заведомо проигранном споре.

— Александра Филипповна Кирхгоф, прозванная современниками «Александром Македонским» — по сходству имени и отчества, — предсказала Пушкину, что: во-первых, он вскоре получит деньги; во-вторых, ему будет сделано неожиданное предложение; в-третьих, он прославится; в-четвертых, дважды будет отправлен в ссылку и, в-пятых, проживет долго, если на 37-м году жизни с ним не случится никакой беды от белой лошади, белой головы или белого человека. В тот же вечер Александр Сергеевич, возвратясь домой, обнаружил письмо от лицейского товарища — Корсакова, — который извещал его о высылке карточного долга, забытого Пушкиным. Через несколько дней, в театре, Алексей Орлов принялся уговаривать Пушкина служить в конной гвардии. Как общеизвестно, Александр Сергеевич был дважды отправлен в ссылку и смертельно ранен Дантесом, белокурым, носившим белый мундир и имевшим, согласно полковой традиции, белую лошадь.

Французская предсказательница Мария Анна Аделаида Ленорман предсказала Сергею Ивановичу Муравьеву-Апостолу, что его повесят, — так оно и случилось. Берлинская хиромантка предсказала Николаю Ивановичу Бухарину, что его казнят, и через два десятилетия ее пророчество сбылось…

— Ты напрасно пыжишься, — попытался я урезонить Яну. — Не обращай внимания на Вадин выпендреж. После того, как ты предсказала вторжение фишфрогов, у него нет причин сомневаться…

— Между прочим, Дельфийский оракул не ответил Александру Македонскому! — прервал меня Вадя таким тоном, будто это ему пифии нанесли обиду, отказав в пророчестве.

— Предсказатель — не справочное бюро! Шарлатанов хватает и в науке! Только полный невежа может называть надувательством прогностику, являющуюся одним из методов познания окружающего мира! — окрысилась Яна. — Впрочем, как говорит моя мама, вольному воля: пусть себе! В конечном счете страдают не предсказатели, а те, кто им не верит!

— А как быть тем, кто верит, но не может получить ответа? — вкрадчиво поинтересовался я.

— Уж не думаешь ли ты, что я нарочно увиливаю, не желая отвечать на твой вопрос?

— Если ты, подобно дельфийским пифиям, не можешь ответить, то так и скажи. Не буду настаивать.

— В нашествии этом есть и хорошая сторона — американцам достанется больше, чем нам, — неожиданно заявил Вадя. — У нас из крупных городов только Питер находится на берегу моря. То есть Финского залива. А у них: Нью-Йорк, Филадельфия, Вашингтон и Лос-Анджелес. Даже к Чикаго акваноиды могут добраться водным путем — через пролив Святого Лаврентия. Если же брать в расчет более мелкие города…

— Дурак! Ой дурак! — возмущённо заквохтала Яна. — Под угрозой находится существование всего человечества, а ты все еще меришь старыми мерками!

— Так чего же тогда мы, по твоей милости, в Верболове отсиживаемся? Или ты себя частью человечества не считаешь? — спросил Вадя, умевший порой быть на удивление последовательным.