Юрий Никитин - Баймер

Козаровский прицелился, молоток слегка стукнул по ногтю указательного пальца. Там сразу покраснело. Козаровский ударил сильнее. Кончик пальца расплющило, кровь брызнула тонкими, как иголочки, струйками. Несчастный выл, пытался дергаться, но в руках Антона был как в тисках.

После третьего удара фаланга пальца превратилась в кровавую лепешку. Кровь текла так, словно перерезали горло барану. Сергей ударил гаденыша по лицу, вдруг тот да потеряет сознание, Козаровский неспешно ударил по ногтю среднего пальца.

Меня скрючило, слишком яркое воображение, я вижу, как молоток поднимается и бьет по ногтю моего пальца. В фаланге заныло, я поспешно сжал кулаки. Сергей поймал глазом мое движение, одобрительно кивнул. Наверное, решил, что меня корчит от ярости.

Пакостник обвисал в руках Антона. Но Козаровский методично нанес удар по ногтю безымянного, пакостник замычал и забился с новой силой. Козаровский сказал с прежним нечеловеческим холодом:

– Это тебе за бесчинства на чужих сайтах. Так и скажешь милиции… и газетам.

– И хирургам, – прорычал Антон. – Стукни еще по указательному!.. Вишь, там кость цела.

Молоток поднялся, затем я увидел быстрое движение вниз, вместе со стуком послышался и легкий хруст. Пакостник мычал, извивался, дергал руку. Антон держал ее, как стальными тисками. Козаровский спокойно и хирургически точно двумя ударами расплющил мизинец. Кончики пальцев напоминали раздавленные переспелые вишни, откуда все еще вытекал и вытекал ярко-красный сок.

– Давай другую!

Антон сказал кровожадно:

– Давайте ее отрубим!

Козаровский ответил четко и раздельно, чтобы пакостник услышал и запомнил:

– Когда придем во второй раз.

– А придем? – спросил Антон.

– Это зависит от него, – объяснил Козаровский все так же громко и раздельно, словно разговаривал с глухим. – Если продолжит свои забавы…

Пальцы второй руки он раздробил уже быстрее, по-деловому, что понятно: пакостник от дикой боли уже почти потерял чувствительность, так что дальше можно проще, без артистизма.

У меня тошнота подкатывала к горлу. Из раздробленных пальцев крови вытекло столько, словно здесь бойня для скота. Поверхность стола залило красным, подмочило бумаги. Кровь подтекла под колонки динамиков, а стена напротив уже в красных брызгах, будто на нее с силой плескали из стакана краской.

Козаровский оглянулся на меня:

– Ты еще не разбил эту штуку?

– Комп ни при чем, – ответил я.

Он вскинул брови:

– Ты меня не понял?

– Я не стану ломать комп, – ответил я и встал из-за стола.

Меня трясло, я до колик страшился этого человека, который с такой холодной жестокостью разбивал молотком пальцы подростка, но… разбить комп?

Козаровский кивнул Антону на подростка.

– Позаботься.

– Есть, шеф.

Я отступил, а Козаровский взял массивную колонку динамика, лицо его слегка дрогнуло, я понял, что это злобная радость. Он с силой ударил динамиком в переднюю панель компа. Монитор погас. Козаровский ударил его несколько раз, панель смялась.

Антон взял подростка за волосы на затылке и с силой ударил лицом в стену. Хрустнули кости. Антон разжал пальцы, безвольное тело сползло на пол. На стене осталось красное пятно.

– Вырубился минут на двадцать, – констатировал он.

– На десять, – возразил Сергей.

– Ни фига!

– А вот и фига! Ты саданул его носом, а не лбом.

– Останемся и проверим?

Козаровский поморщился, бросил:

– Добавьте… и уходим.

Но Сергей только бросил на распластанную жертву брезгливый взгляд. Козаровский выглянул в глазок, спросил по мобильнику:

– Иван, что там?

– Над Испанией безоблачное небо, – донесся голос. – И ни одного дракона!

Козаровский сунул мобильник в нагрудный карман.

– Все, выходим.

Сергей вышел первым, через интервалы за ним выскользнули Антон и я. Козаровский вышел последним. Шапочки мы сдернули еще в комнате на случай, если кого встретим на площадке.

Лифт стоит на прежнем месте. В это время все на работе, на службе, а пенсионеры еще не выползли на лавочки.

Уже в машине Козаровский спросил:

– Антон, он не забудет?

– Нет, – заверил Антон. – Я мозги не вышиб…

Козаровский повернул голову в мою сторону.

– Сообщи немедленно в этом гребаном Интернете, – велел он, – что всякую мразь, гадящую на стенах Интернета, будем калечить! И что такого-то искалечили именно за мат в Интернете, а то еще наврет про какие-нибудь романтические разборки!

Сергей засмеялся:

– Он так напуган, что выложит только правду и ничего кроме правды.

Козаровский его игнорировал, его немигающие глаза держали под прицелом меня.

– Сообщу, – ответил я вынужденно, – но сразу нельзя.

Глаза сузились, как у зверя перед прыжком на добычу, наш шеф безопасности совсем не терпит прекословия.

– Почему?

– Меня можно будет вычислить, – сказал я, – если, конечно, задаться целью… А если очень круто заметать следы, это тоже подозрительно. А так он очнется, вызовет милицию и «Скорую помощь», его увезут, окажут помощь… Вот тогда и сообщить на разных форумах, что в больницу поступил избитый пакостник, что гадил на чужих сайтах. Вроде бы стало известно от самих врачей и медсестер. Или из милиции. Или от родни. Можно даже указать адрес больницы…

Сергей одобрительно кивнул, даже Антон крякнул довольно:

– Яйцеголовый, а у тебя под скорлупой не только белок с желтком посредине!

– У него два желтка, – сообщил Сергей.

Козаровский сказал холодновато:

– Ладно. Хотя, если ты так уж крут, мог бы и замести следы.

– Могу замести, – ответил я покорно. – Замести?

Сергей хохотнул, Козаровский процедил сквозь зубы:

– Не надо. Сообщишь через три часа.

– И адрес надо дать, – сказал Сергей. – И домашний, и больницы. Пусть гады, что так же гадят из телевизора, нагрянут и возьмут у собрата интервью. Распишут, что пострадал за их общее правое дело дерьмобросанья.

Нюрка быстро и умело накрыла стол, вся как червона рута, яркая и пышная, глаза хитрые. Любопытные.

– Ну как?

– Что «как»? – удивился Сергей. – Как, как – и кучка, не за столом будь сказано.

– Расскажи, что вы там делали?

– Да пустяки… Давай лучше выдам тебе новый рецепт! Называется «Гусь моченый с яблоками». Значитца, гуся надо мочить три дня в сортире. Потом выпустить. Яблок не давать!

Нюрка хлопала голубыми глазами, похожая на рублевую куклу, потом обиделась:

– Хорошо, сделаю! Специально для тебя.

Антон хохотнул, его руки гребли себе на тарелку из общей миски, сказал злорадно:

– Да-да, Серега, расскажи! А мы пока пообедаем.

Сергей хладнокровно выставил локоть, выбрал себе самый зажаренный кусок, сказал покровительственно: