Эдгар Берроуз - Марсианские империи

— Мне очень жаль, — сказал он, — но тебе придется вернуться и достойно встретить свою судьбу.

— Почему ты так думаешь?

— Потому что я обязан доставить тебя обратно. Я не имею права выпускать чужих из Хорца.

— Значит, нам придется драться с тобой, Ная Дан Чи. Но мне вовсе не хочется убивать того, рядом с кем я сражался и кто восхитил меня своим мужеством и боевым искусством.

— Я чувствую то же самое, — сказал он. — Я не хочу убивать тебя, но ты должен понять: мне придется это сделать, если ты по доброй воле не пойдешь со мной.

Я попытался переубедить его, однако он оставался твердым, как камень. Мы не пришли к общему мнению. Мне совсем не хотелось убивать Ная Дан Чи, но ничего другого не оставалось. Он был хорошим фехтовальщиком, но какие шансы у него были против лучшего фехтовальщика двух миров? Меня считали лучшим бойцом из всех, кто когда-либо брал в руки меч.

— Хорошо, — сказал я, — нам нет необходимости уничтожать друг друга прямо сейчас. Давай немного посидим и поговорим.

— Согласен.

— Как насчет того, чтобы перекинуться в джэтан? — спросил я. — Это позволит нам неплохо провести время.

— Как же мы будем играть без доски и фигур?

Я открыл кожаную сумку, какую носят все марсиане, и достал оттуда прекрасную доску и набор фигур для джэтана — подарок Деи Торис, моего несравненного друга. В моих руках находилось настоящее произведение искусства.

Каждая из фигурок — воины, падвары, двары, пантаны, вожди — воспроизводила облик какого-нибудь из известных марсианских воинов. А одна из принцесс была великолепным миниатюрным портретом Тары из Гелиума, другая принцесса представляла собой изображение Ланы из Гатола.

Я очень гордился своим джэтаном и всегда носил с собой сильное увеличительное стекло, чтобы иметь возможность рассматривать изящные фигурки в деталях.

Я предложил увеличительное стекло Ная Дан Чи. Вскоре тот был полностью захвачен открывшимся перед ним зрелищем.

— Великолепно! — восхитился он. — Я никогда не видел ничего более прекрасного.

Одну фигурку он рассматривал дольше, чем остальные.

— Какое богатое воображение должен иметь художник, чтобы создать подобное. Ведь у него не было модели. Такая красота вообще немыслима в природе.

— Каждая из фигурок имеет своего прототипа, — возразил я.

— Возможно. Но только не эта. Я уверен, что женщины такой пленительной красоты просто не существует.

— О чем ты говоришь? — спросил я, и он подал мне фигурку. — Ах, эта! Так это же Лана из Гатола, дочь Тары из Гелиума. А отец Тары — перед тобой. Она действительно существует, и эта фигурка очень похожа на нее. Но, разумеется, в этой статуэтке нет живости, шарма, которым обладает реальная Лана.

Он снова взял фигурку и стал рассматривать ее сквозь увеличительное стекло.

— Будем играть? — спросил я. Он покачал головой.

— Это святотатство, — играть фигурками с изображением богинь.

Я вернул доску и коробку с фигурками в сумку. Ная Дан Чи сидел молча. Пламя факела отбрасывало слабый свет на каменный пол.

Эти факелы Хорца представляли для меня загадку. Они имели цилиндрическую форму, внутри размещался центральный сердечник. Он и давал свет при горении. Причем изготовлен он был из какого-то материала, который горел, не сгорая. Таким образом, эти светильники были вечными. Но секрет их изготовления был навсегда потерян.

Прошло много времени, прежде чем Ная Дан Чи снова заговорил. При этом он встал. Выглядел он печальным.

— С этим нужно кончать, — произнес он и вытащил меч.

— Зачем нам драться? — спросил я. — Мы ведь друзья. Если я уйду, то дам тебе слово чести, что никто не услышит от меня ни слова о Хорце. Позволь мне уйти с миром. У меня нет желания убивать тебя. А еще лучше — идем со мной. Мир велик. В нем есть, что посмотреть, и кроме Хорца.

— Не искушай меня, — взмолился он. — Я и сам хочу уйти. Впервые в жизни у меня возникла потребность покинуть город, но я не могу сделать этого. Защищайся, Джон Картер! Один из нас умрет, если ты не испытываешь желания идти со мной добровольно.

— Если я пойду, умрем мы оба, — сказал я. — Это же глупо.

— Защищайся, — последовал его ответ.

Мне ничего не оставалось делать, как обнажить меч. Но как же мне этого не хотелось!..

VII

Ная Дан Чи не был агрессивен и на свою защиту он совершенно не обращал внимания. Я мог бы убить его в любой момент, когда мне этого захотелось бы. Почти сразу я понял, что он дарит мне свободу ценой собственной жизни, но я не мог принять его жертву.

Я отступил назад и опустил меч.

— Я не убийца, Ная Дан Чи, — сказал я. — Сражайся, будь мужчиной.

Он покачал головой.

— Я не могу убить тебя, — просто ответил он.

— Почему?

— В твоих венах течет та же кровь, которая дала жизнь ей. Я не могу пролить эту кровь. Это принесет ей горе.

— О ком ты говоришь?

— Я говорю о Лане из Гатола, самой прекрасной девушке в мире, которую я никогда не видел, но ради которой я бы с радостью отдал свою жизнь.

— Хорошо, — сказал я, — но я тоже не собираюсь убивать тебя, так что давай прекратим эту глупую дуэль.

Я вложил меч в ножны, и Ная Дан Чи сделал то же самое.

— Что будем делать? — спросил я.

— Я не могу позволить тебе бежать, с другой стороны, у меня нет морального права удерживать тебя. Я предатель своего племени. Значит, я должен убить тебя.

У меня мелькнула мысль. Мы отправимся обратно, и где-нибудь поблизости от выхода из подземелья я свяжу его, заткну рот и затем уйду. Буду пытаться найти другой выход отсюда, не отягчая свою совесть изменой, а имя — позором.

— Тебе не нужно убивать себя, — сказал я. — Я отправлюсь с тобой, но предупреждаю, что как только мне представится возможность бежать, я воспользуюсь ею.

— Спасибо, — ответил он, — это честно с твоей стороны. Ты даешь мне шанс умереть достойно.

— Ты очень хочешь умереть?

— Конечно, нет. Я хочу жить. Особенно теперь. Если я останусь жив, то, быть может, когда-нибудь увижу Лану из Гатола.

— Почему бы тебе в таком случае не уйти со мной? Вместе мы выберемся отсюда. Мой флайер совсем недалеко от этого места, а до Гатола всего четыре тысячи хаадов.

Он отрицательно покачал головой: