Стивен Кинг - Противостояние. Том II

— Ты будешь ждать не одна, — сказал он.

Она снова крепко обняла его, услышав это, и они долго лежали совершенно неподвижно.

Надин Кросс пробыла в гостиной своего старого жилища почти пять минут, собирая вещи, прежде чем заметила его, сидящего на стуле в углу в одних трусах, с большим пальцем во рту и следящего за ней своими странными серо-зелеными китайскими глазами. Она была так поражена — и тем, что он сидел здесь все это время, и тем, насколько неожиданным оказалось его присутствие, — что сердце у нее испуганно подпрыгнуло в груди, и она вскрикнула. Книги, которые она собиралась засунуть в свой рюкзак, водопадом страниц посыпались на пол.

— Джо… Я хотела сказать, Лео…

Она приложила руку к груди, чтобы унять сумасшедшее сердцебиение. Но с рукой на груди или без, сердце не хотело успокаиваться. Заметить его вот так неожиданно было ужасно; увидеть его одетым и ведущим себя, как в первый день их знакомства в Нью-Хэмпшире, было еще хуже. Это слишком походило на возврат, словно какой-то злой дух неожиданно засунул ее в ловушку времени и заставил заново прожить последние шесть педель.

— Ты напугал меня до смерти, — слабым голосом произнесла она.

Джо ничего не ответил.

Она медленно подошла к нему, подозревая, что может увидеть в его руке длинный кухонный нож, как во время оно, но одну руку он засунул в рот, а другая мирно покоилась у него на коленях. Она вновь отметила, что с его тела сошел загар. Старые шрамы и рубцы исчезли. Но глаза были те же, глаза, которые преследуют тебя. С тех пор как он подошел к костру послушать игру Ларри на гитаре, что-то новое затеплилось в них и светилось все сильнее и сильнее с каждым днем. Но чем бы оно ни было, оно теперь начисто пропало. Его глаза были точь-в-точь такими, какими он смотрел на нее в первый день их встречи, и от этого в душу ее закрался жуткий страх.

— Что ты здесь делаешь?

Джо ничего не ответил.

— Почему ты не с Ларри и мамой Люси?

Никакого ответа.

— Тебе нельзя здесь оставаться, — сказала она, пытаясь урезонить его, но, прежде чем ей удалось продолжить, она поймала себя на том, что прикидывает, а сколько времени он уже пробыл здесь.

Сейчас утро 24 августа. Две предыдущие ночи она провела у Гарольда. Ей пришла в голову мысль, что он мог просидеть здесь, на этом стуле, засунув в рог большой палец, последние сорок часов. Что за вздор, ему ведь нужно было что-то есть и пить (разве нет?), но, один раз возникнув, этот образ уже не оставлял ее. Вновь ее охватила предательская дрожь, и с отчаянием она осознала, насколько же изменилась сама: когда-то она бесстрашно засыпала рядом с этим маленьким дикарем, а ведь в то время он был вооружен и опасен. Сейчас у него не было оружия, но она жутко боялась его. Раньше она думала, что (Джо? Лео?) он полностью избавился от своего прежнего «я». Теперь оно вернулось.

— Тебе нельзя здесь оставаться, — повторила она. — Я зашла лишь забрать кое-какие вещи. Я уезжаю отсюда. Переезжаю к… к одному мужчине.

«О, так вот кто такой Гарольд, — с издевкой шепнул какой-то внутренний голосок. — А я-то думал, он просто инструмент, средство, чтобы дойти до конца».

— Лео, послушай…

Голова его легонько, но вполне заметно качнулась. Его глаза, жесткие и блестящие, уставились на ее лицо.

— Ты не Лео?

Снова еле заметное отрицательное качание головой.

— Ты Джо?

Кивок, все такой же слабый.

— Ну хорошо. Но ты должен понять, что на самом деле не имеет никакого значения, кто ты, — сказала она, стараясь быть терпеливой. То безумное ощущение, будто она очутилась в искривленном времени и должна выпрямить его, усилилось. Это рождало чувство нереальности и страха. — Тот период нашей жизни… период, где мы с тобой были вместе и одни… он закончился. Ты изменился, я изменилась, и мы не можем стать такими, какими были раньше.

Но его странный взгляд по-прежнему был сосредоточен на ее лице, казалось, отрицая это.

— И прекрати глазеть на меня, — рявкнула она. — Это очень невежливо — вот так глазеть на взрослых.

Теперь его взгляд, похоже, стал слегка обвиняющим. Глаза его как бы утверждали, что так же невежливо оставлять людей одних и еще более невежливо лишать людей своей любви, в которой они все еще нуждаются и от которой все еще зависят.

— И ты на самом деле вовсе не один, — сказала она, отворачиваясь и начиная подбирать книги, которые уронила. Неуклюже, без всякой грации она присела на корточки, и ее колени хрустнули, как горящий хворост. Она принялась беспорядочно запихивать книги в рюкзак, поверх своих гигиенических пакетов, упаковок аспирина и нижнего белья — простого хлопчатобумажного белья, очень отличавшегося от тех штучек, которые она надевала, чтобы вызвать бешеное восхищение Гарольда.

— У тебя есть Ларри и Люси. Ты нужен им, а они нужны тебе. Ну, во всяком случае, ты нужен Ларри, и это — главное, поскольку ей нужно все то же, что и ему. Она словно лист копирки. Для меня теперь все изменилось, Джо, и это не моя вина. Совсем не моя. Поэтому ты лучше прекрати укорять меня своими глазищами.

Она стала застегивать рюкзак, но пальцы ее дрожали, и это давалось ей с трудом. Тишина давила на них все сильнее и сильнее.

— Лео… — Она старалась говорить спокойно и рассудительно, как она раньше разговаривала с трудными детьми на своих уроках, когда они начинали психовать. Но это было невозможно. Ее голос то и дело срывался, а от легкого покачивания головы, которым он встречал произносимое ею имя «Лео», становилось еще хуже.

— Дело не в Ларри и не в Люси, — ожесточенно сказала Надин. — Будь все только в этом, я могла бы понять. Но ты променял меня на эту старую каргу, не так ли? Эту глупую старуху в качалке, ухмылявшуюся всему свету, обнажавшую искусственные зубы. Но теперь она исчезла, и ты бежишь обратно ко мне. Но из этого ничего не выйдет, слышишь меня? Ничего.

Джо не сказал ни слова.

— А когда я умоляла Ларри… встала на колени и умоляла его… его это не тронуло. Он был слишком занят своей игрой в крутого мужика. Теперь ты понимаешь, что тут нет моей вины. Ни капельки!

Мальчик лишь смотрел на нее бесстрастным взглядом.

Ее страх начал возвращаться, вытесняя неожиданную вспышку ярости. Она отступила от него к двери и стала на ощупь искать позади себя дверную ручку. Наконец она нащупала ее, повернула и распахнула дверь. Холодный воздух снаружи, тазу окутавший ее плечи, был очень приятен.

— Ступай к Ларри, — пробормотала она. — Прощай, малыш.

Она неуклюже попятилась и остановилась на мгновение на верхней ступеньке крыльца, пытаясь собраться с мыслями. Неожиданно ей пришло в голову, что все это могло быть галлюцинацией, вызванной ее собственным чувством вины… вины за то, что она бросила мальчика, за то, что заставила Ларри так долго ждать, за все те штучки, которые она вытворяла с Гарольдом, и за еще худшие поступки, ожидавшие ее в будущем. Может быть, в доме и не было никакого мальчишки. Может, это не более реально, чем фантомы Эдгара По: биение сердца старика, похожее на тиканье обернутых в вату часов, или ворон, усевшийся на бюст Афины Паллады.