Циклы "Антимир-Восточный конвой-отдельные романы.Компиляция.Книги 15. Романы-16 - Владимир Дмитриевич Михайлов

— Понимаю. А больше никак?

— А больше не выходит. Значит, опять-таки — ворота.

— Сулейманыч, ну прошу — не лезь очертя голову к воротам. Там еще думать и думать.

— Я ведь уже обещал… Впрочем, остаются еще кое-какие возможности. Например, вырыть шахту, и из нее пробиваться в подземелье прямо через стену.

— Через полуметровый бетон? Взрывать нельзя, бурить тоже опасно: вибрация, сверлить — работы на год, да и вибрация все равно будет. Вея подземная коробка, по сути — монолит, капсюли могут не выдержать.

— Все верно, — сказал он. — А наверху? Там потолок потоньше. Вот я и подумал…

— Что-то не лежит у меня сердце, — сказал я.

— Отчего это ты нынче снова мрачен? — спросил Лидумс. — Что-нибудь случилось?

— Да нет, — сказал я. — Не выспался.

— В твои годы можно уже спать и поменьше.

— Ладно, — сказал я, — годы мои оставь в покое. Это мое личное дело.

— Не совсем, — ухмыльнулся он. — Что бы я делал без твоего опыта?

— Не смешно, — сказал я. — Не пытайся лучше, ты меня ничем развлечь не сможешь.

— Я-то не смогу, — сказал он. В голосе его и в шевелении усов была угроза. — Но, может, другим это удастся? Хотел я тебя избавить, но теперь вижу, что тебе это будет полезно.

— Что именно?

— Совещание в горкоме. Докладывать будет начальник гарнизона. А нам с тобой придется изображать хор. Надо и тебе нюхнуть немного реальной жизни, академик…

IV

В горкоме действительно собралось целое совещание, и мы оказались на нем именинниками. Генерал вполголоса называл, пока совещание еще не началось: заведующий строительным отделом обкома, председатель горисполкома, главный архитектор, начальник областного УВД, председатель КГБ, об остальных генерал сказал кратко, что это строительное и прочее начальство. Он едва успел закончить, как секретарь горкома пригласил: «Начнем, товарищи, время идет». Все привычно расселись — кто за длинным столом, кто на стулья у стен. Генерал стал докладывать; мне понравилось, что он не выбирал таких выражений, которые, не меняя сути, все же могли создать у присутствующих больший оптимизм, чем позволяли обстоятельствами подчеркивал он именно то, что следовало, не пытаясь тем самым незаметно переложить ответственность за все уточнения в худшую сторону ка нас. Но, конечно, он не умолчал о том, что более подробно и со знанием дела могут доложить эксперты, и представил нас не только по званиям, но и по должностям, причем мне показалось, что моя кандидатская степень произвела здесь более сильное впечатление, чем должность Лидумса, хотя он руководил целой отраслью в окружном масштабе, а я был всего лишь старшим научным сотрудником. Это мне не понравилось. Присутствовавшим, кажется, не понравилось совсем другое: по мере сообщений генерала они мрачнели, как если бы их пригласили на званый обед, перед которым они специально постились неделю, а потом сказали, что продукты не подвезены, дров нет и повара запили горькую. По лицам было видно, с каким трудом переваривают они новость об отмене уничтожения на месте и как все более ожесточаются внутренне. Все они были каким-то начальством, побольше или поменьше, а следовательно, привыкли выступать с претензиями, и я не сомневался, что это свое право они сегодня используют полностью — тем более, что по-своему они были правы. Сохранял спокойствие один только секретарь горкома — скорее всего потому, что он был полностью в курсе дела. Остальным же мы не имели права сказать ничего о том главном, что тормозило все дело и чего мы боялись.

Вообще, я чувствовал себя нехорошо. Есть люди, на которых скопление начальства оказывает стимулирующее действие, мобилизует, заставляет использовать резервы энергии, сообразительности — одним словом, произвести наилучшее впечатление, предстать в оптимальном виде. Мне же всегда в таких случаях кажется, что хоть кто-то из начальства, которому приходится докладывать, наверняка полагает, что я сделал не так, как надо бы медленнее, хуже, а то и вовсе наоборот, не так, как сделал бы он. Среди начальства бывают и такие, кто, кажется, постоянно подозревает, что окружающие позабыли, кто есть кто, к считает, что если он не будет ежеминутно напоминать об этом, то потрясутся основы и начнется анархия и кабак. Когда мне приходится докладывать в такой обстановке, я начинаю теряться, три раза повторяю то, чего можно вообще не говорить, и вовсе не упоминаю о том, что сказать было просто необходимо. Понимание этого приходит ко мне лишь задним числом, когда все уже кончилось и нельзя пойти и передоложить заново, и остается только переживать да стараться уснуть побыстрей. И по той же причине я бываю порой с начальством вызывающе нахален, почти груб, на грани нарушения воинской этики, а это в их глазах меня тоже не красит. Так что хотя участники совещания, может быть, и ждали, что объяснять им все с научной точки зрения буду именно я, я с удовольствием уступил эту честь Лидумсу: он был старше в звании, он здешний, окружной, и это его хозяйство, а мне полагалось лишь надувать щеки. Я знал издавна, что Лидумс с начальством любого ранга чувствует себя свободно, его внутренняя независимость позволяет ему ощущать себя равным и говорить на равных, не стараясь ни угодить, ни нагрубить. Это вовсе не значит, что ему никогда не вставляли фитиля; иногда он сам, ухмыляясь и топорща усы, признавался, что на сей раз ему вставили и еще пошевелили, однако это не мешало ему оставаться самим собой.

— Значит, решили не взрывать на месте? — спросил секретарь, невысокий и черноволосый, с живыми карими глазами, откидывая голову.

— Не совсем так, — ответил Лидумс. — Но найти планы пришлось изменить. Возможно, система минирования окажется настолько сложной, что целесообразнее будет все же взорвать на месте; но лишь после того, как мы там побываем и примем все необходимые меры предосторожности, — он выразительно, выкатив глаза, посмотрел на секретаря, и тот кивнул, и председатель КГБ кивнул тоже — видимо, и он знал. Лидумс по-прежнему стоял у стола — очень корректно, по сути дела в строевой стойке, но это у него получалось очень свободно и непринужденно, без всякого внутреннего напряжения — такая способность присуща военным божьей милостью. — Так что, поскольку возможность уничтожения на месте не отпадает полностью, хотелось бы теперь же уточнить, на каком расстоянии от объекта располагаются сооружения, которые не должны пострадать. Мы изучали этот вопрос, но нужно сопоставить. — Как опытный дипломат, он уводил совещание