Алексей Ефимов - На землях рассвета

Вот только мир Зеркала на глазах переставал быть ЕГО миром.

Когда он обогнул Генератор, ему предстала шестнадцатиэтажная громада Арсенальной Горы. Вход оказался наглухо закупорен монолитной квадратной плитой, в которой Лэйми не сразу признал поворотную террасу. Охранявшие проем боевые звери куда-то исчезли. По дороге он тоже никого не заметил, но это только усилило его страх. В последние три месяца он вообще не видел ни одного живого лица. Собственно, и не стремился, но всё же…

С другой стороны в Арсенальную Гору вели вторые ворота, поменьше, и Лэйми решил попытать счастья там. Но на восточной стороне обегающей её улицы было Кладбище — и увидев его, он испытал настоящее потрясение.

Ворота в высоченной ограде из дерева и колючей проволоки оказались наполовину распахнуты, наполовину выломаны. Бродившие за ними боевые звери — последние, что ещё остались в Хониаре — тоже куда-то пропали. Теперь там, среди куч глины, копошились бледные фигурки. Многие могилы уже зияли отверстыми ямами. Это… это…

ТЕ пришли, чтобы освободить своих.

На Кладбище их покоилось больше четырех тысяч.

Лэйми плохо запомнил, как оказался у задних ворот Арсенальной Горы. Вероятно, его руки сами управляли скутером, пока сознание вопило от ужаса.

Эти ворота, утопленные в глубоко врезанном в наклонную стену портале, были не очень большими — квадратные, высотой всего метров в пять. Их монолитные створки открывались только изнутри и Лэйми оставалось лишь нажать на звонок и ждать, когда ему откроют. Ожидание оказалось долгим. Он имел время подумать, что делать, если в Горе никого нет.

Это были очень неприятные мысли.

Когда плиты толщиной в полметра наконец дрогнули и поползли в стороны, Лэйми уже почти решил искать себе укрытие в другом месте. Несколько бледных фигурок на Кладбище подошли к ограде — слава Богу, с внутренней стороны — и принялись пристально смотреть на него. Лиц с такого расстояния было не различить, но все равно Лэйми пробрала дрожь.

За внешними воротами был глухой шлюз. Когда скутер вплыл внутрь, они сомкнулись и несколько секунд Лэйми был заперт в темном металлическом кубе. Потом перед ним раздвинулись внутренние створки. Он увидел главный коридор Горы — совершенно пустой и полутемный. Большая часть громадных панелей на потолке уже не горела, оставшиеся мерцали и были разбросаны хаотично.

Охэйо стоял у стены, у маленького пульта, управляющего воротами. Вот он совсем не изменился — все в той же зеленовато-синей кожаной куртке и черных штанах, босой. На его левом запястье висел блик. Лицо у него было задумчивое и даже несколько меланхоличное.

В последнее время, в одиночестве, Лэйми много думал о своем единственном друге. В старой Империи таких называли «видящими суть вещей»: они открывали её обществу, создавая юридические законы и научные теории, часто с опозданием признаваемые гениальными. Идеальный лидер в критической ситуации, Охэйо скучал в мирной обстановке и часто возвращался к своим делам до следующего кризиса, когда его снова звали «спасать». Его нетерпимость к чужим грехам тоже раздражала очень многих, но, видя потенциальные возможности людей и ситуаций, Охэйо управлял и теми и другими через совокупность неизмеримых отношений: часто против противника создавался невидимый ему союз и тот оказывается в одиночестве. Системное видение мира, чувство относительности (систем отчета — в физике, моральных принципов — в этике, логических правил — в математике) было присуще ему больше, чем кому-либо другому. Лэйми удивлял интерес Охэйо к науке: обычно анта Хилайа предпочитали иметь дело с людьми, а не с природой или обществом. Но, как бы то ни было, это был его единственный теперь друг и, едва посадив скутер, Лэйми бросился к нему.

— Аннит, что случилось? Где боевые звери? Где все? Что происходит?

Охэйо широко улыбнулся ему — словно сбылось что-то, на что он не смел и надеяться.

— Я думал, что уже не увижу тебя, — сказал он, взяв Лэйми за руки — наверное, чтобы убедиться, что он живой. — Я вообще думал, что остался один. Совсем.

— Так что же происходит? — спросил Лэйми.

Они уже шли по коридору-каньону к тем комнатам, в которых Охэйо устроил себе обиталище.

— Все началось как-то постепенно. Когда люди начали исчезать, оставшиеся собрались в Библиотеке. Тогда их было ещё около четырех сотен; я думаю, что собрались не все. Потом… у ТЕХ тоже появились боевые звери. Не наши, какие-то другие. Тут, под этими стенами, — он стукнул по облицованной мрамором глухой стене каньона, вздымавшейся вверх метров на двадцать, — произошло целое сражение. Я поначалу отгонял их огнем лазерных пушек — убить их он не может, но назад отбрасывает далеко… Потом пушки приказали долго жить — вся система испортилась. Срок её службы, знаешь, давно вышел… Я пробовал починить, но 45-мегаваттное орудие весит около тонны, генератор для нее — четырнадцать тонн и у меня нет сил с этим возиться. Пока я разыскивал запчасти, они как-то одолели наших боевых зверей и ТЕ начали… ну, да ты видел.

— Но ведь этого не может быть! Боевые звери…

— Не живые существа. Они устроены гораздо проще и, значит, гораздо менее прочны. Они могут быть разрушены. Я только не знаю, как это случилось. Не видел ни конца боя, ни останков. Потом ТЕ… и их звери попытались вломиться сюда, но я закрыл все входы. Только… знаешь, стены здесь наклонные. Если раздобыть где-нибудь веревки с крючьями, по ним можно забраться на крышу. Я запер все двери, которые туда выходят, но их, если они доберутся, можно выбить. А тогда… ну, сам понимаешь…

— А как же остальные наши?

— Когда они узнали, что боевых зверей больше нет, то ушли из Библиотеки. К Ключу, в Малый Хониар. Сказали, что будут там… прятаться. Что с ними сталось потом — я не знаю. Сеть перестала работать. Она уже давно барахлила. Я ни с кем ни могу связаться. Может, кроме нас уже никого не осталось. А может, ещё что-то. Не знаю.

— А ты? Что ты здесь делал? Чем занимался?

Охэйо усмехнулся.

— Нашлось дело… Пойдем, покажу.

Они свернули в просторный боковой коридор, миновали его и оказались в другом, обегавшем Арсенальную Гору по периметру. Потолка тут не было, просто наклонная толща трехметровой внешней стены примыкала к внутренней, отвесной. Высоко на той, почти у стыка, сияли белые лампы-блюдца.

Они шли в этом глухом треугольном туннеле довольно долго. Далеко впереди Лэйми заметил рваную дыру, зияющую в безупречной глади облицовки. Осколки мрамора были разбросаны по полу; в серой основе стены из шершавого, неровного бетона темнел прямоугольный проем, очевидно, когда-то залитый цементом, теперь тоже вывороченным и лежащим глыбами на полу. Из глыб торчали ржавые лохмотья железа — похоже, цемент так крепко пристал к запиравшей проем двери, что её пришлось выковыривать по кускам.