Роджер Желязны - Мастера американской фантастики

Правда сказанных слов ошеломила его. Он примерил на себя пелену ее откровения, и она подошла; облегая туже, чем тигриная маска, вытатуированная на его лице.

— «Мерзкий, извращенный, отвратительный негодяй! — произнес он. — Зверь! Хуже зверя!» Это правда. Я ничем не лучше тебя. Хуже. Но Богу известно, я не убивал шестьсот человек.

— Ты убиваешь шесть миллионов.

— Что?

— Возможно, больше. У тебя есть что-то, необходимое им для окончания войны.

— Ты имеешь в виду Пир Е?

— Да.

— Что это, что за миротворец эти двадцать фунтов чуда?

— Не знаю. Знаю лишь, что он им нужен отчаянно. Но мне все равно. Да, сейчас я честна. Мне все равно. Пускай гибнут миллионы. Для нас это не имеет значения. Потому что мы стоим выше, Гулли. Мы стоим выше и сами творим мир. Мы сильны.

— Мы прокляты.

— Мы освящены. Мы нашли друг друга. — Внезапно она рассмеялась и протянула руки. — Я спорю, когда нет нужды говорить. Приди ко мне, любимый… Где бы ты ни был, приди ко мне…

Он сперва слегка коснулся ее, потом обнял, сжал, стал яростно целовать… И тут же выпустил.

— Что, Гулли, милый мой?

— Я больше не ребенок, — устало проговорил он. — Я научился понимать, что нет ничего простого. Простых ответов не бывает. Можно любить и презирать. И ты заставляешь меня презирать себя.

— Нет, дорогой.

— Всю свою жизнь я был тигром. Я выдрессировал себя… дал себе образование… сам тянул за свои тигриные полосы, отращивая все более мощные лапы и острые клыки… становясь еще более быстрым и смертоносным.

— Ты и есть такой. Ты такой. Самый смертоносный.

— Нет. Нет. Я зашел чересчур далеко. Я миновал простоту. Превратился в мыслящее существо. Я смотрю на себя твоими слепыми глазами, любовь моя, которую я презираю, и вижу — тигр исчез.

— Тигру некуда деться. Ты обложен, Гулли, — Дагенхемом, Разведкой, моим отцом, всем светом.

— Знаю.

— Но со мной ты в безопасности. Мы оба в безопасности. Им никогда не придет в голову искать тебя рядом со мной. Мы можем вместе жить, вместе драться, вместе уничтожать их…

— Нет. Только не вместе.

— Ты что?! — вновь вспыхнула она. — Все еще охотишься за мной?! Дело в этом? Ты еще жаждешь мести? Ну так мсти. Вот я. Ну же!..

— Нет. С этим покончено.

— А, я знаю, что тебя беспокоит. — Она мгновенно стала опять ласковой. — Твое лицо. Ты стыдишься своего тигриного лика; но я люблю его. Ты горишь так ярко!.. Ты горишь сквозь слепоту. Поверь мне…

— Боже мой, что за пара кошмарных чудовищ!

— Что с тобой случилось? — потребовала она. Она отпрянула, сверкая незрячими глазами. — Где человек, который стоял возле меня во время рейда? Где бесстыжий дикарь, который…

— Пропал, Оливия. Ты потеряла его. Мы оба потеряли его.

— Гулли!

— Да-да.

— Но почему?! Что я сделала?

— Ты не понимаешь, Оливия.

— Где ты? — Она потянулась, коснулась его и приникла. — Послушай меня, милый. Ты устал. Ты обессилен. Вот и все. Ничего не пропало. — Слова лились из нее бессвязным потоком. — Ты прав. Конечно, прав. Мы были плохими, отвратительными. Но сейчас все позади. Ничего не потеряно. Мы были испорчены, потому что были одиноки и несчастны. Но мы нашли друг друга; и можем спастись. Будь моей любовью. Всегда. Вечно. Я так долго ждала тебя, ждала, надеялась и молилась…

— Нет. Ты лжешь, Оливия, и знаешь это.

— Ради Бога, Гулли!

— Опускай «Воргу», Оливия.

— Вниз?

— Да.

— Что ты собираешься делать? Ты сошел с ума. Они же гонятся за тобой по пятам… ловят тебя… ждут, пока ты угодишь им в лапы. Что ты собираешься делать?

— Думаешь, мне просто?.. Я все еще одержим, и мне не вырваться из плена. Но теперь в седле иная страсть, и шпоры жгут, черт их подери. Жгут невыносимо.

Он подавил ярость и совладал с собой. Он взял ее руки и поцеловал в ладони.

— Все кончено, Оливия, — тихо произнес он. — Но я люблю тебя. Всегда. Вечно.

— Подытожим, — мрачно сказал Дагенхем. — В ночь, когда мы нашли Фойла, нас бомбили. Мы потеряли его на Луне, а обнаружили через неделю на Марсе. Нас опять бомбили. Мы опять его потеряли. Прошла еще неделя. Предстоит очередная бомбежка. Венеры? Луны? Снова Земли? Кто знает. Ясно одно: еще один рейд без возмездия, и нам конец.

Дагенхем скользнул взглядом вокруг стола. Золото и слоновая кость убранства Звездного Зала замка Престейна еще больше подчеркивали напряженность его лица, напряженность лиц всех трех присутствующих. Йанг-Йовил тревожно нахмурился. Престейн крепко сжал тонкие губы.

— И еще одно нам известно, — продолжал Дагенхем. — Мы не можем нанести ответный удар без Пир Е, и не можем найти ПирЕ без Фойла.

— Я давал указание, — вмешался Престейн, — не упоминать ПирЕ публично.

— Во-первых, это не простая публика, — резко ответил Дагенхем. — Это общий фонд информации. Во-вторых, сейчас нам не до прав на собственность. Обсуждается вопрос выживания, и здесь у всех равные права. Да, Джиз?

Джизбелла Маккуин джантировала в Звездный Зал, полная решимости и ярости.

— До сих пор никаких следов Фойла.

— Собор под наблюдением?

— Да.

— Доклад Бригады Коммандос с Марса?

— Не пришел.

— Это мое дело, и совершенно секретное, — мягко заметил Йанг-Йовил.

— У вас так же мало секретов от меня, как у меня от вас, — безжалостно усмехнулся Дагенхем. — Постарайся опередить Разведку с этим докладом, Джиз. Иди.

Она исчезла.

— Кстати, о правах, — проворковал Йанг-Йовил. — Центральная Разведка гарантирует Престейну полную оплату его прав на Пир Е.

— Что ты с ним нянчишься, Йовил?

— Наше совещание записывается, — холодно указал Престейн. — Предложение капитана зарегистрировано. — Он повернул свое застывшее лицо к Дагенхему. — Вы у меня на службе, мистер Дагенхем. Пожалуйста, оставьте все ваши замечания мне.

— И вашей собственности? — с убийственной улыбкой осведомился Дагенхем. — Вы и ваша проклятая собственность… Мы на грани уничтожения — ради вашей собственности. Я не преувеличиваю. Если этой войне не положить конец, то больше уже войн не будет.

— Мы всегда можем сдаться, — заметил Престейн.

— Нет, — сказал Йанг-Йовил. — Этот вариант уже обсуждался и был отклонен в Штаб-квартире. Нам известны дальнейшие планы Внешних Спутников — они включают тотальную эксплуатацию Внутренних Планет. Нас просто-напросто выпотрошат, а потом выкинут за ненадобностью. Сдаться — все равно, что погибнуть.

— Но не для Престейна, — добавил Дагенхем.