Джоан Виндж - Пешка

Перед моими глазами возник образ Ласуль.

— Ее правда нет? — у меня болезненно сжалось горло.

Брэди кивнул.

— А Джиро почему здесь?

— Джентльмен Харон сказал, что он хочет держать мальчика под своим наблюдением, раз он наследует кресло в правлении.

— Но Джиро не его сын.

— Неважно.

— Мальчик ненавидит его. Харон делает это, чтобы наказать Ласуль…

— Это меня не касается.

— Вас касается все, не так ли? Вас когда-нибудь интересовал смысл всего этого?

— Если бы ты занимался тем, для чего тебя наняли, а не наставлял рога своему нанимателю, мы бы не вели эту беседу.

— Что вы хотите от меня услышать? — недовольно спросил я. Лицо мое горело.

Брэди ткнул пальцем в сторону моей раны.

— Ты заслужил это. Ты заслужил и худшее.

На какое-то мгновение человечья часть его мозга забыла про свои выгоды. Брэди заботился о тех людях. Ему не нравилось видеть, как они страдают. Особенно по вине того, кто был им, Брэди, рекомендован как заслуживающий доверия.

Я сглотнул подкативший к горлу комок.

— Сейчас я хочу того же, чего хочет и Харон, — исчезнуть из его жизни. Больше ничего. Исчезнуть с этой вонючей планеты еще до наступления рассвета.

Помолчав, Брэди сказал:

— Что насчет леди Элнер? Ты скажешь мне, что ты там узнал? Или собираешься дать этим наемникам убить ее?

Я медленно поднял голову, сам того не желая. Я понял, что мне придется — ради Элнер, ради правды — рассказать ему.

— Мишень — не Элнер. — Я скорее почувствовал, чем увидел, что Брэди окаменел. Его недоверие и замешательство водоворотом закружились в моем мозгу. — Кто-то воспользовался покушениями на нее, чтобы выбить в аут Дэрика. Они не знали, что покушения — всего лишь ваша инсценировка.

— Дэрик? — повторил Брэди. — Ты уверен?

— А вы что думали? — Я заерзал в кресле. — Вы, ослиная задница. Леди Элнер — в большей безопасности, чем контроль за рождаемостью. Просто держите Дэрика подальше от Элнер — и никаких забот, — сказал я, думая, что эта новость принесет Элнер облегчение, какого она не испытывала уже шестнадцать лет. Я надеялся на это. Желал этого.

Брэди погрузился в глубокое молчание, пытаясь сдержать ярость и заново расставить приоритеты.

— Почему? — спросил он наконец. Может быть, мне просто показалось, что я услышал в его голосе жалобную просьбу. Я очень хотел услышать, как он скулит.

— Он не понравился кому-то с Черного рынка. Наркотики, возможно. Теперь вы знаете столько же, сколько и я.

Я почувствовал, что он хмурится про себя, хочет спросить, откуда я узнал, из каких источников, каки ми способами?.. Но гордость не позволяла ему… гордость и осознание того, что даже если бы он и узнал, это, вероятно, не сулило бы ему ничего хорошего. Потому что я был псионом, а он — нет. А еще потому, что Черный рынок, скорее всего, существует не в его измерении. Они замешаны в темных делишках: бизнес есть бизнес — черный или белый, но настоящие преступники никогда не жили в его вотчине. Все враги Брэди были скроены на его лад. Я поймал на себе взгляд Брэди: Тоже из другой оперы.

— Ты остаешься, — сказал он.

Я пнул стоящую в ногах сумку, в которой лежали все мои пожитки.

— Хотите сказать, что у меня есть выбор? — кисло спросил я.

— Нет. Нет у тебя выбора. Ты остаешься наемником Центавра. И я хочу, чтобы ты выяснил, почему Дэрик Та Минг попал в беду, которую я не могу предотвратить.

И даже больше — сказать ему, как ее предотвратить. Дэрик был членом правления и членом Конгресса… и Та Мингом. Да, киллерам нужен был Дэрик, а не Элнер, но эта новость не сделала собственную жизнь Брэди легче, а его положение — безопаснее.

— А Харон? — спросил я.

— У него тоже нет выбора.

— Навряд ли ему понравится, если вы не вышлете меня сегодня ночью. Вам грозит потеря работы.

Брэди мотнул головой. Если Дэрик Та Минг или леди Элнер умрут, тогда он может потерять работу. Брэди хлопнул по эмблеме на рукаве и повел плечом.

— Если его сын в опасности, то, я думаю, мне удастся заставить его снова вернуться к моей точке зрения. Если нет… Харон Та Минг может возглавлять правление Центавра, но он — еще не весь Транспорт Центавра. Нравится ему это или нет.

— Хорошо…

Я согнул пальцы — просто чтобы вспомнить, как сильно болит рука, и почувствовал, что в мой мозг, извиваясь змеей, заползало что-то мерзкое и чужеродное, когда я представил, как Харон будет выслушивать эту новость и как он будет корчиться и извиваться сам, узнав правду.

Брэди взглянул на меня и помрачнел.

— Скажи, ты действительно спал с его дочерью?

— Нет!

Брэди замолчал.

— Куда мы летим? — спросил я, увидев в иллюминатор, что мы спускаемся в залитые огнями ночные горы Н'уика.

— Я высажу тебя в городе. Вход во владения Та Мингов теперь тебе заказан. Но, думаю, ты найдешь здесь все, что нужно. Похоже, ты мастер на такие штуки. Я буду ждать вестей.

Флайер приземлился в общественном гараже. Я вылез, обернулся к Брэди и сказал:

— Радуйтесь, что я уверен в том, что вы не рассказали Харону обо мне и Ласуль.

— Звучит как угроза, — Брэди вызывающе поднял голову. — Ты все еще пытаешься играть в эту игру… одной левой? — Он указал на мою больную руку, и его слова превратились в какую-то бессмысленную шутку.

Я вытянул руку и прижал окровавленную ладонь к иллюминатору флайера прямо напротив лица шефа, оставляя на стекле кровавые отпечатки пальцев, чтобы Брэди мог любоваться ими на обратном пути. Он скривил рожу, и дверь флайера с шипением закрылась, отрезая меня от его мира.

Я наблюдал за флайером, пока он не скрылся из виду. Я даже не понимал, зачем я это делаю. Возможно, из-за того, что меня вдруг оставили все силы, я не мог заставить себя пошевелиться. Но мне пришлось шевелиться, и наконец я ушел с площадки, отыскал телефон с охранным экраном. Я попробовал позвонить Элнер, но не мог дозвониться. Я подумал, не аннулировал ли Харон мой личный код связи. Затем попробовал позвонить Мике, но тоже не получил ответа. Тогда я отправился гулять. Я сел в транзит, потом пересел в еще один, и еще… Кружил по бесчисленным, расцвеченным радужными голограммами уровням города, эхом повторяющим друг друга. Время от времени меня останавливал очередной экран-надзиратель и спрашивал про кровь. Я обычно отвечал, что как раз иду в клинику, и он отпускал меня. Я не нашел никакой клиники, поскольку не очень-то хотел найти.

Знакомых я не встретил, никто меня не узнавал, хотя вокруг всегда были люди. Ночная жизнь города, даже такого, как этот, в предрассветный час замирала, но все же по улицам слонялось несколько человек, плавающих в своих черно-белых фантазиях. Они смотрели на меня и сквозь меня, и ни один из взглядов не показался мне дружественным. Когда они проходили мимо, я мысленно следовал за ними, выуживая из голов образы тех мест, куда они направлялись, где уже были… Мне становилось не по себе от этих случайных прохожих, потому что они наблюдали за мной и, может быть, шли за мной. Я уверял сам себя, что мне безразлично, пусть идут… но, когда они уходили-таки своей дорогой, легче не становилось. В этих улицах я был единственным человеком, у которого в голове не было никакой цели и ни одного ответа.