Станислав Лем - Операция "Вечность" (сборник)
— Вот именно, но этот фильм — твоя заслуга. В наше время в фантастике лучшие темы черпают из жизни. Я охочусь за такими новостями, прослушиваю все бюллетени с теми странными историями, которые выдумывают современники, роюсь в информаторах и иногда нападаю на что-либо действительно стоящее.
— Это ты обо мне?
— А хоть бы и о тебе. Радуйся, что тебя не передержали в ожидальне еще сотню лет. Вот это был бы сюрпризец!
— Думаю, и без того трудно прибавить что-нибудь к моей истории.
— Будь спокоен, Стеф. Ты разговариваешь не с любителем. Я запросто дописал бы пару ходов, которые тебе наверняка б не понравились. Взгляни на все объективно. Ты был молодым ученым, правда, не очень способным. Симпатичная жена, гораздо толковее тебя, а это, что ни говори, обычно не приводит к избытку счастья в семье. Ребенок.
— Ребенок?
— Сын. Он родился через восемь месяцев после твоей аварии. Парень с задатками, но лентяй и шалопай. С годами это у него частично прошло, но кое-что все-таки осталось.
— Он еще жив?
— Разве это важно? Сейчас мы толкуем об истории и не перебивай старика.
— Откуда тебе все это известно… Нот? — его имя Корн произнес с трудом — еще не привык к говорливому и посмеивающемуся старику.
— Как только я узнал о твоем планируемом возвращении, я произвел поиски. Я не ленив, как нынешняя молодежь, и если уж о чем пишу, то собираю материал, где только удастся. А времени у меня достаточно. Ты не имеешь понятия, каким временем располагает человек в моем возрасте. Стоит только раз сказать себе, понять, что здесь, на Земле, мы не вечны, и ты сразу же смиряешься с этой мыслью, начинаешь видеть мир в истинных пропорциях. Потом можно выбирать то, что тебя интересует по-настоящему, а ты, Стеф, очень меня интересуешь. Не говоря уж о том, что ты мой школьный приятель и, как я говорил, единственный оставшийся в живых. Такой случай весьма нетипичен и даже уникален, прямо-таки тема для моей истории.
— А моя жена, Кара? Ты знаешь что-нибудь о ней?
— Конечно. Она все никак не могла решить — приносить тебе в хранилище цветы или нет. Тогда хранилища были еще новшеством. Она советовалась с друзьями, знакомыми, в конце концов они сообща решили, что цветы следует носить не тем, кто ждет, а лишь тем, кто был. Во время столь серьезнейших дискуссий она познакомилась с философом и эссеистом Робертом… — как бишь его… у меня где-то в мнемотронах записана фамилия — и вышла за него замуж, конечно, после того, как суд признал тебя в юридическом смысле умершим. Торжество было скромным, но обставлено со вкусом. В архивных мнемотронах у меня есть даже фотография. Уверяю тебя, она выглядела прекрасно. Потом Кара продолжала совершенствоваться в космической медицине, получая очередные степени и награды. Полтора года жила на Луне, одна, мужа — философа и эссеиста — туда не пустили. Он растил на Земле твоего сына, но особо в воспитании не преуспел. Потом расстался с твоей женой ради танцовщицы из кабаре "Млечный Путь" и вскоре умер в другом полушарии, где в то время гастролировало кабаре. Жена твоя прожила еще несколько лет, а в последние годы даже начала присылать тебе в хранилище цветы. Ее прах покоится на кладбище в твоем родном городе, чего не миновать бы и тебе, не будь у тебя страсти к быстрой езде.
Сейчас ты молод, известен, тебе тридцать с небольшим и можешь с сочувствием посматривать на своего коллегу на склоне его, быть может, последних дней… В моем возрасте, дружок, каждый день — подарок.
Старик на минуту замолчал, но Корн смотрел не на него, а в окно, где на краю долины зеленела полоса леса.
— Конечно, — продолжал старик, — у переноса во времени есть свои сложности. В принципе человек должен жить в том времени, в котором вырос и воспитан. Пока молод, он изучает мир, создает собственную модель действительности, которой потом верен всю жизнь. Иначе быть не может, ибо такими нас сделала эволюция, которая не имела в виду ни таких старцев, как я, ни таких путешественников в жидком азоте, как ты. Когда-то, когда мир был неизменен или изменялся медленно, человек весь свой век жил в одинаковом мире, таком, каким он был в его юности. Потом, уже в прошлом столетии, когда темпы изменений ускорились, люди к старости оказывались не в том мире, в котором родились, и чувствовали себя скверно, потому что окружающая их действительность не согласовывалась со сформированной в их сознании моделью.
Сказать по правде, Стеф, оглядываясь в прошлое, я думаю, что стал создателем придуманных реальностей, дабы говорить своим современникам, что их мир — не единственно возможная реальность, а лишь одна из множества вероятных реальностей, множества, охватить которое разум не в силах. И в этом, Стеф, одна из твоих проблем. Мир, в котором ты сейчас живешь, иной.
— Знаю. Но что с того? Какое ты видишь решение?
Старик улыбнулся.
— Я бессилен, Стеф. С этим ты должен примириться. Подумай, что было бы, если б тебя пробудили через пятьсот лет?
— Своим героям ты, видимо, предлагаешь какой-то выход?
— Да. Но это печальный выход, Стеф. Сцена. Жить такой же жизнью, какой живет актер в пьесе, содержание которой — самое жизнь. Играть свою роль на сцене, пока существует сцена. Либо — имитированная действительность как альтернатива жизни. Только стоит ли ради таких ролей ожидать сотни лет? Не лучше ли уж традиционное решение?
— Но ведь они могут, если захотят, жить реально, войти в новую действительность, стать ее частью.
— Неправда. Это ложь, придуманная такими, как я. Ты можешь представить себе в нашем мире человека, родившегося пятьсот лет назад? Для него здесь нет места, как нет места рыцарям, коням, замкам и королям. Каждый человек представляет свою часть своей действительности с рождения до смерти. И он не должен из нее выходить. Так что тебе, дорогой мой, повезло. Ты ушел из своего времени, но всего на один шаг вперед, лишь на столько, что еще можешь встретить кого-то, кого знал, и увидеть следы мира, который помнишь. Тебе повезло, Стеф.
— А тем, что ждут в хранилищах?
— Их не будят именно поэтому. Они будут «ожидать», пока полюс Земли не изменит положения и Полярная звезда перестанет указывать на север. По крайней мере, столько будут ожидать их замороженные в жидком азоте мозги, эти маленькие изолированные Вселенные. Но эти малые Вселенные могут существовать и действовать только тогда, когда они погружены в огромную настоящую Вселенную, потому что они лишь ее отражение и искажение. Изолированные, отрезанные от внешних восприятий, они деградируют, их функции распадаются. Подложи поленьев в камин. С каждым годом я все сильнее мерзну, и климатизаторы уже не помогают. Только когда я вижу живой огонь, мне становится немного теплее.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});