Елена Асеева - Середина. Том 2

— Меня? — руки демоницы проводящие губкой по лбу рао зримо дернулись и немедля замерли. Она удивленно заглянула в очи Яробора Живко, с возрастом и вовсе ставшие карими, и когда тот кивнул, чуть слышно отметила, — но в вашей новой вере, господин… Ту которую вы предложили своему народу Бог един, нет разделения и там нет матери.

Оказывается Кали-Даруга внимательно слушала юношу, когда он толковал о новом течении веры с Першим.

— А я не ставлю тебе ваяния, как Богине, — пояснил Яроборка, и глубоко вздохнув, определенно, вже последний раз сотрясся всей плотью. — Я ставлю тебе ваяние, как матери Богов. Всех тех, кого ты вырастила, кому дала право на дальнейшую жизнь уже как Зиждителей, точнее Господ… Не в понимание самого рождения, а в понимание движения, существования. Всем Богам. Вежды, Седми, Велету, Светычу, Мору, Опечу, Темряю, Стыню, Кручу и конечно мне. Вернее ему, Крушецу… Ты наша мати… мати Кали-Даруга. Вот я и поставлю ваяние нашей Мати. Той которая не родила, но вскормила.

— Ом! господин, какая честь, — голос демоницы судорожно затрепыхался и также порывчато дрогнули руки на мгновение замершие подле лица рао, точно не в силах более сделать движения. — Какая честь. Я того не заслуживаю.

В черных глазах рани Черных Каликамов нежданно блеснули золотыми боками сияния крупные слезы, и также, не смея выплеснуться, затаились в полых уголках. Она вдруг стала такой хрупкой… такой нежной, что мальчику показалось еще доли секунд и демоница подхваченная его дыханием улетит от него. И чтоб того не допустить Яробор Живко резко вскочил с ложа на колени и обхватив Кали-Даругу за плечи крепко прижал к себе.

— Заслуживаешь. Ты самая лучшая, самая хорошая и милая… Самая добрая, — зашептал торопливо рао, и густо покраснела кожа его лица от прилива любви и крови. — Наша мать… Так говорил Велет, Мор и Стынь. Ты им так дорога! Также дорога, как и Крушецу, каковой всегда за тобой тоскует. Крушец, которого когда-то ты спасла от гибели, от смерти… Он это помнит, никогда не забывал. И это он… Он — Крушец, чей сутью я являюсь, подсказал мне кому надо поставить скульптуру. Такую высокую, не меньше сажени и серебряную, ибо Отец любит серебро. И вся, ты вся будешь в драгоценных камнях… Там будут и смарагды, и лалы, и онихии, и адамасы, и лазоревые яхонты, и искряки, и тапасы, и акинфы, и многие другие самоцветы.

Кали-Даруга протянула в направление застывшей, словно окаменевшей Сумантры, руку передавая ей губку, и качнула легонько вбок головой повелевая выйти. Сумантра не мешкая развернулась и вельми скоро покинула комлю. И как только за служкой заколыхался долго вытянутый клок синего облака, зацепившийся за один из угловых проемов стены комнаты, рани Черных Каликамов подхватила мальчика на руки и усадила его к себе на колени. Она нежно обняла его всеми четырьмя руками, и хотя Яробор Живко с трудом поместился на ее коленях, крепко прижав к груди, укутала в одеяло.

— Господин, только прошу вас об одном. Коли вы решили сотворить мне изваяние, — вельми нерешительно произнесла Кали-Даруга и прислонив голову юноши к своему плечу, резко зыркнула в сторону все еще колеблющейся завесы, будто страшась, что их разговор подслушают. — Сделайте мне дополнительные две руки отходящими не от локтевого сустава, а от плеч, как у Тельхина.

— Зачем? — удивленно поспрашал Яробор Живко и разком пробудился, ибо укачивания демоницы неизменно приводили его в состояние покоя.

— Мне не нравится от локтя. Уж я терплю данное неприятство, абы не расстраивать моего Творца. Но было бы много лучше, ежели б Господь Перший сотворил мне вторую пару рук от плеча, — очень тихо продышала Кали-Даруга и теперь, чтоб сие мог услышать мальчик, молвила непосредственно ему в ухо.

Яроборка заглянул в черные очи рани Черных Каликамов, где изредка, переплетаясь, колыхались долгие лучи золотого сияния и вновь увидел далекий спутник Пекол, где почва была не бурого, а зеленого цвета и в ночном небе ярко горели не только мелкие и крупные звезды, но и висевшая в непосредственной близи не обитаемая, огромная буро-желтая планета.

— Я люблю тебя такой, какая ты есть… моя Мати… моя Кали, — мягко протянул Крушец… именно Крушец, так как губы юноши были неподвижны, как и глаза, и в целом плоть. И ноне Крушец говорил теми самыми воспринимаемыми для слуха человека щелчками, быстрым треском, скрипом и стонущими звуками, выдохнутыми словно единождым мотивом.

— Я знаю, — на том же божественном языке ответила Кали-Даруга. — Мой бесценный мальчик Господь Крушец, потому и терплю. Оно как вам нравится, мой ненаглядный мальчик.

Прошло верно не более вздоха… того мгновения, в котором человек… плоть… Яробор Живко обрел себя и вновь шевельнувшись, ласково улыбнулся рани, да медлительно растягивая слова, сказал:

— Я люблю тебя такой, какая ты есть. Моя дорогая Кали. Наша дорогая Мати. Но коли ты просишь того, я скажу Онару, чтоб он сделал четырехрукое твое изваяние, где руки будут выходить из плеч, — и приткнулся лбом к ее плечу.

— И несколько стройнее, не такой грузной, — договорила в ухо засыпающему рао демоница да нежно качнула его на руках вправо…влево, узрев как он согласно кивнул.

Рани Черных Каликамов была женского пола.

Она была женщина! И тем своим естеством, конечно же, сохраняла лучшие качества присущие этим особям.

Глава тридцать восьмая

В последующие пятнадцать лет Аскаши, а точнее Златград, как назвал его Яробор Живко, преобразился. За этот долгий срок для одних, и миг, для иных, он, восстав из руин, превратился в один из прекраснейших городов Дравидии. Да, что там Дравидии, всей южной Асии, Аримии и очевидно, Старого Мира. Так, что открывшиеся в нем крупнейшие базары стали привлекать торговцев со всех стран, и не только соседних.

Сам Златград весьма раздался в ширину за эти годы, хотя данное расширение уже творили не дивьи люди. Они, полностью восстановив старую часть города, отбыли с Земли более пяти лет назад… туда… в неблизкую Галактику Косматый Змей, систему Меру, планету Кенькефаль. В первую Галактику, как знал Яробор Живко, Небо и Дивного.

За рвом, что преграждал вход в Златград, появилось много маленьких каменных и глинобитных домиков. Ведь людям всегда легче живется в куче, так проще защитить свои семьи, заработать на пропитание. Так проще выжить. Это лишь некие, избранные али вспять отщепенцы любят приволье лугов, мрачные дубравы и недоступные гряды гор, где окромя звонкого, громкого кли…кли…кли, точно выпрашивающего, что-то крика пустельги инолды более ничего не слышится.

Вероятно, поэтому так могутно расползся за эти годы Златград, поелику тех самых избранных людей на Земле не так много… Их не так много было, есть и скорей всего еще меньше останется.