Алексей Калугин - Не сотвори себе врага (сборник)

Птенцы энейского пересмешника полностью покрываются оперением только на десятый-двенадцатый день, однако уже с первого дня своего рождения они, еще не умея летать, проворно лазают по веткам деревьев, сами себе добывая пропитание: фрукты и мясистые черенки молодых листьев.

Едва четверо птенцов Хима появились на свет, как тут же каждому из них был предоставлен собственный звукоизолированный вольер. С самого рождения им не суждено было услышать ни единого звука, кроме голосов тех инструментов, копировать которые они должны были научиться.

Хим не мог нарадоваться успехам своих питомцев. Уже через месяц любому из них достаточно было услышать равномерные щелчки метронома, звучание которого начинало и сопровождало каждую запись, чтобы точно, без осечки самому повторить всю партию.

Спустя еще месяц Хим решил, что пора устроить первое совместное выступление крылатых солистов. Курт Вагрис был приглашен в качестве критика.

В просторном вольере были установлены два кресла для слушателей.

– Итак? – Хим вопросительно посмотрел на Вагриса.

Музыкант наклонил голову, давая понять, что готов.

Хим нажал кнопку на дистанционном пульте управления, и через четыре открывшиеся окошка в вольер влетели пересмешники.

Впервые увидевшие друг друга птицы удивленно загалдели, рассаживаясь на приготовленные для них жердочки. Они возбужденно хлопали крыльями, перебирали лапками, топорщили маленькие серые хохолки на головах.

Дождавшись, когда сумятица первой встречи несколько улеглась, Хим включил метроном.

Птицы завороженно замерли. Равномерный отсчет щелчков метрономом был для них все равно что взмах дирижерской палочки для музыкантов. Мгновенно затих многоголосый бессвязный шум, сопровождающий настройку инструментов.

У птицы, сидевшей с левого края, встопорщились зеленые перышки на горле, и, повинуясь невидимому дирижеру, неторопливо и размеренно зазвучало пианино. Защелкала клювом другая птица: ритм, заданный клавишными, поддержал контрабас. Через некоторое время в нужном для них месте вступили кларнет и труба.

Восторг переполнял Хима, распирал его, готов был вырваться наружу и сдерживался только колоссальным усилием воли, боязнью того, что посторонний звук может помешать, сбить с ритма необыкновенных музыкантов. Его оркестр звучал! И как звучал! Хим ничего не понимал в музыке, но, покосившись на Вагриса, он увидел, что музыкант сидит на самом краешке кресла, весь подавшись вперед, судорожно вцепившись пальцами в подлокотники. «Даже его зацепило!» – с гордостью подумал Хим.

Он откинул голову на спинку кресла, прикрыл глаза, губы его расплылись в блаженной улыбке. Хим наслаждался своей удачей. Кто-нибудь другой на месте Хима сделал бы с птичьим квартетом роскошное, дорогостоящее шоу, но Хим будет показывать своих питомцев только коллегам-орнитологам как занятный казус. Его не волновали ни деньги, ни слава – чувство отлично выполненного дела было для него главным источником удовольствия.

Увлеченный своими переживаниями, Хим не заметил, как пролетело время. Музыка кончилась. Взглянув на секундомер, он несколько удивился: композиция, которая была рассчитана на четыре минуты сорок пять секунд, продолжалась восемь с половиной минут.

Хим посмотрел на Вагриса: что скажет он?

Музыкант сидел все в той же напряженной позе, уставившись вперед ничего не видящими стеклянными глазами. Хим почувствовал, что что-то неладно. Он нажал кнопку на пульте, и прозрачная звукоизолирующая перегородка, заботливо оберегая птиц от ненужных им волнений, отделила их от людей. Только после этого Хим тронул Вагриса за плечо. Тот дернулся и отшатнулся в сторону, как будто Хим уколол его иголкой.

– Ну, как вам мои птички? – как можно непринужденнее спросил Хим.

– Птички?..

Глаза музыканта бесцельно блуждали по сторонам, словно заблудившись где-то в глубине лабиринта своих мыслей, он никак не мог найти выход. Когда же Вагрис затряс головой, обхватил ее руками и уставился в пол, Хим начал уже серьезно беспокоиться.

– Они сделали что-то не так? – снова сделал он робкую попытку расшевелить Вагриса.

Музыкант вскочил на ноги, склонился над сидевшим в кресле Химом и, схватив его за плечи, сдавил их с такой силой, что Хим не на шутку испугался.

– Они импровизировали! – закричал Вагрис в лицо Химу. – Понимаете вы? Играли не то, чему их учили, а то, что хотели сыграть!

Он отпустил Хима и, обессиленный, сраженный невероятным, не поддающимся объяснению исполнением птиц, упал в кресло.

– Господи, что бы я не отдал ради того, чтобы хотя бы раз сыграть так, как играли они.

Классическое произведение Джоплина исполнялось миллионы раз, сотнями разных музыкантов, использовавших, должно быть, все существующие инструменты, пригодные для извлечения звуков, но никогда еще Курту Вагрису не доводилось слышать ничего хотя бы отдаленно сравнимого с тем, чему он только что был свидетелем. Ни одному человеку просто в голову не могло прийти попробовать использовать такое необыкновенное, противоречивое и вместе с тем завораживающее сочетание тональностей, звуков и ритмов.

Хим же из всего произошедшего сделал свой вывод: птицы исполняли совсем не то, чему их учили, а следовательно, опыт по обучению энейских пересмешников музыке можно считать провалившимся.