Юрий Нестеренко - Приговор

уверен, что в данном случае услуги предателя были оплачены золотом. На

него хорошо клюют нижние чины, а, чем богаче и влиятельней человек, тем

труднее его купить. Труднее, разумеется, не в смысле чести, а в смысле

суммы. Поэтому, коль скоро речь о члене городского совета, полагаю, в

ход пошел не подкуп, а шантаж — подходящих грешков у подобной публики

обычно предостаточно…

— Помогите мне! — простонал Контрени, устав слушать эту лекцию. -

Дайте мне меч…

Он, конечно, видел, что я вооружен, и мог бы попросить меня об

ударе милосердия — но в течение последних часов все его мысли были

сосредоточены на валявшемся на камнях обломке, и более простое решение

даже не пришло ему в голову.

Эвьет вопросительно посмотрела на меня. Я кивнул, предоставляя ей

действовать.

— Меч? — Эвелина вновь прибегла к интонации наивной девочки,

которую уже не раз использовала, говоря с Контрени. Она нагнулась и

подобрала лежавший у ног обломок. — Вот этот меч?

— Да, да! Быстрее, прошу вас…

— Кажется, жизнь стала вам не мила, рыцарь? — Эвьет подошла к нему

и вроде бы даже сделала движение нагнуться, чтобы вручить ему сломанный

клинок. Контрени слишком плохо соображал, чтобы осознать издевку, и с

надеждой протянул правую руку, упираясь в брусчатку локтем левой. Эьвет,

сделав обманное движение, резко развернулась и с размаху забросила

обломок в пустой оконный проем ближайшего дома. Там что-то громко

звякнуло, когда он упал.

— Что вы наделали! — воскликнул в отчаянии Контрени, все еще ничего

не понимавший.

— То, что давно хотела, — жестко произнесла Эвелина, окончательно

отбросив притворство. — Точнее, нет. Я давно хотела убить тебя. Но

теперь… теперь, когда ты валяешься у моих ног, как раздавленное

насекомое, и молишь о смерти — теперь я сделаю кое-что получше: я тебя

НЕ убью. У него ведь точно нет шансов выжить, Дольф?

— Ни малейших, — покачал головой я. — Но агония может быть еще

долгой.

— Ты слышал, Робер? Еще долгой. До-о-олгой!

— Почему?! — взмолился Контрени. — Я же спас вас…

— Нет! — отрезала Эвьет. — Ты спасал баронессу Гринард. А я -

баронесса Хогерт-Кайдерштайн! Помнишь такую фамилию?

— Хогерт… Хогерт-Кад… я впервые…

— Кажется, надо освежить твою память, — Эвелина пошла вдоль его

тела. — Три года назад. Замок на берегу озера. Там почти не было

гарнизона. Помнишь?

— Я… не знаю, о чем вы… Вы меня с кем-то…

Баронесса, не говоря ни слова, своим изящным сапожком наступила на

протянувшуюся по брусчатке кишку возле самого живота поверженного врага.

Контрени дико заорал. Казалось, его глаза вот-вот выпрыгнут из орбит.

— Я вспомнил!!! — выкрикнул он, наконец, не в силах больше терпеть.

Девочка убрала ногу. — Вспомнил! — захлебываясь, торопливо повторил

грифонец. — Лесное озеро… Я даже не знал, как звали… тех, кто там…

— Это была моя семья, тварь! — процедила Эвелина. — Отец, мать, два

брата и сестра. Вы думали, что убили всех. Но, на твое несчастье,

осталась еще я.

— Я… прошу вас… я просто исполнял долг солдата…

— Ты пришел на нашу землю, хотя мы не сделали тебе ничего плохого.

Убил моего папу, который всегда хотел быть вне политики. Убил моего

брата, которому еще не исполнилось четырнадцати. Обесчестил мою сестру и

позволил делать то же самое своим людям. Убил бы и меня, если бы нашел.

Это ты называешь долгом солдата?!

— Пожалуйста… я умоляю вас… они… они не мучались…

— Ах, как любезно с твоей стороны! Может, мне еще следует сказать

тебе спасибо?

Контрени молчал, кусая губы от боли. Слезы и крупные капли пота

катились по его лицу. Он бросил было молящий взгляд на меня, но тут же

понял, что я не стану за него вступаться.

— Ну ладно, — произнесла, наконец, Эвьет. — Расскажи мне все, что

знаешь про остальных убийц, и я, может быть, позволю тебе умереть.

— Девушку зарезал Лукас, — поспешно ответил Контрени. — Но он уже

умер. Той же зимой, от гангрены…

— От гангрены? Хорошо. Надеюсь, он мучался. Кто убил маму и

Филиппа?

— Женщину… я не помню, как его звали… АААА!!! Говорю же, не

помню!

— Вспоминай, — Эвелина снова занесла ногу.

— На "М" как-то… Матеус… или Маркус… Да, точно, Маркус. Но я

больше ничего про него не знаю. Он был в нашем отряде недолго…

— Как он выглядел?

— Ну, плечистый такой… волосы темные…

— Особые приметы? Шрамы, родинки?

— Не видел… на лице точно не было…

— А убийца Филиппа? Старшего юноши?

— Я не видел… Клянусь всеми святыми, я не видел, кто его убил!

В этом крике было столько ужаса перед новой болью, что Эвьет,

похоже, поверила.

— Ладно, — вздохнула она. — Кто вами командовал?

— Грегор Марбель. Чернявый такой, кудрявый… с визгливым

голосом…

— Я его хорошо разглядела, — мрачно отметила Эвелина. — Где он

сейчас?

— Откуда мне знать… где-то в армии, если еще жив… Клянусь, два

года о нем не слышал!

— Ну допустим… — Эвьет с брезгливой тщательностью вытерла подошву

сапожка о булыжник. — Дольф, у тебя еще есть к нему вопросы?

— Нет.

— У меня тоже. Счастливо оставаться, Робер. Кажется, тебя ожидает

трудный день.

— Вы же обещали! — взмолился Контрени.

— Я? — непритворно удивилась баронесса. — Я сказала "может быть". И

потом, я сказала, что позволю тебе умереть, но не обещала, что помогу

это сделать. Идем, Дольф.

Когда мы отошли на несколько шагов, Эвелина вдруг обернулась.

— А знаешь что, Робер? — она специально называла его просто по

имени, подчеркивая его низкое происхождение. Но он посмотрел на нее с

надеждой, похоже, вообразив, что она передумала.

— Ты совершенно зря тратил время на придумывание своего герба, -

улыбнулась баронесса. — У тебя никогда не будет сына. Дворянский род

Контрени закончится здесь, на этой площади.

Казалось бы, уж это обстоятельство должно в последнюю очередь

волновать человека, корчащегося в агонии на собственных кишках. Однако

этот финальный удар пришелся точно в цель. Мука, отразившаяся на лице

вчерашнего простолюдина, положившего столько усилий, чтобы пролезть в

аристократы, была, казалась, даже сильнее его физических страданий.

Примерно через четверть часа, не встретив больше никого из живых

(хотя таковые наверняка были, но, вероятно, отсиживались по подвалам и