Колин Уилсон - Страна призраков
Челядь, стало быть. Найл исподтишка проник ему в ум, готовый в случае чего оттуда выскочить. Но утлый ум коротышки был озабочен исключительно сиюминутными обязанностями. Снова звякнула ручка; уборщик вынес поганое ведро, опростал его над другим, затем вернулся в камеру и поставил ведро в угол.
По-прежнему притворяясь спящим, Найл сквозь ресницы поймал на себе взгляд коротышки. Выйдя, тот молча запер за собой дверь. При этом Найл считал его мысль — да такую, что не укладывалась в голове. Челядинец, похоже, имел что-то против карвасида.
Слыша, как удаляются по коридору его шаги, Найл оторопело размышлял, все еще не в силах поверить. Чтобы этот недоумок, обязанность которого — убирать за людьми нечистоты, и вдруг имел претензии к повелителю страны?
Как такое вообще возможно? Найл воссоздал происшедшее еще раз. Вот коротышка смотрит на Найла и… вспыхивает неприязнью к Магу.
Объяснение напрашивалось только одно. Он знал, что Найл — посланник, прибывший заключить мирный договор. То есть сделать то, о чем мечтает все здешнее население. Ведь мир с пауками означает конец изоляции, конец тоскливому обитанию в негасимых сумерках, конец приевшемуся рациону из рыбы да синего мха. А карвасид своей жестокой детской выходкой взял и перечеркнул все.
Неудивительно, что на него взъелся даже этот золотарь. Еще бы, ведь он теперь не видит никакого просвета в своем унылом существовании.
Найлу уже не лежалось. Сбросив одеяло, он сел; надежда придавала силы. Правда, это продлилось недолго. Как ни крути, а Маг — деспотичный властитель, никто не дерзнет сказать ему хоть слово против. Однако и отчаяние уже не было таким глухим, как полчаса назад.
В животе опять заурчало от голода. Живя с семьей в пустыне, Найл был к нему привычен, а вот теперь, надо же, подавай регулярное питание. Чтобы как-то отвлечься, Найл закрыл глаза и стал вспоминать их житье в Северном Хайбаде, под сенью кактуса-юфорбии. И как свистел вокруг пустынный ветер. Понемногу узник расслабился, и зов желудка уже особо не донимал. Припомнилось, как они с братьями ходили в страну муравьев, где Найл впервые по самые плечи погрузился в бегущую воду и слушал, как она шумит. Зачесался нос, и Найл его рассеянно поскреб (верный признак того, что надвигается сон). Еще немного, и он задремал.
Сон был о том, будто он и в самом деле спит. А рядом лежит кто-то — вроде бы Умайя. В этому полусне он явственно чувствовал, как девушка, вкрадчиво обнимая, приникает к нему телом. По какой-то причине казалось важным не выдавать, что он на самом деле бодрствует, а потому он лежал чуть дыша. Умайя массировала его, как Джарита после ванной, проводя руками от плеч до коленей. Понятно было и то, что она хочет его поцеловать, а так как он спит, то и стеснение ни к чему. Их губы соприкоснулись, вслед за чем ее поцелуй стал более чувственным, сладостно медлительным.
Руки ее были прохладны, и их прикосновение утешало. Оно облекало легкостью, внушая молчаливое согласие: делай со мной что хочешь. А сама она хотела выпить из него энергию подобно тому, как сухая земля поглощает влагу. И то, как энергия перетекает в нее, было сладчайшим из ощущений.
Из этого состояния его вырвал внезапный вопль. Он понял, кто это: та безглазая, безносая фурия с бурыми космами. И никакая это не Умайя лежит рядом, а одна из тех тварей с хищно торчащими клыками.
Очнулся Найл в полной неразберихе, как будто даже забыв, кто он есть. Рядом, понятно, никого — разве что щека раскровянилась о подушку-чурку. Однако облегчения, какое обычно бывает при пробуждении от кошмара, не чувствовалось. Скорее наоборот: кошмар по-прежнему длился, хотя сам Найл теперь бодрствовал. Его будто удерживало в своих щупальцах подобное вампиру существо, не намереваясь ослаблять жадной хватки.
Поддавшись на секунду страху, Найл, впрочем, быстро понял свой просчет. Уязвимость от страха лишь усиливается. В плане самодисциплины Найл за истекший год поднаторел, а потому, внутренне сплотившись, сконцентрировался. Секундная схватка, и наступило облегчение.
Лицо горело, и надрывно стучало сердце. Откуда, казалось бы, такой жар в промозглой камере? Найл направил внимание вглубь себя и попытался проанализировать случившееся. Утечка энергии не прекратилась, она лишь стала менее заметной — все равно что закрутить кран так, чтобы из него не текло, а капало. И все равно подобный отток пусть медленно, но неизбежно исчерпает ее запас до дна.
Он попробовал закрыть течь путем концентрации, но от этого лишь сильней распалилось лицо и заколотилось сердце. В конце концов стало ясно, что для успокоения нужна утешающая прохлада, которую он ощутил, когда Умайя обрабатывала ссадины. Ведь если у нее так развиты телепатические способности, то почему бы не попробовать связаться с ней. Используя те же приемы, что требовались для установления контакта с матерью, Найл четко представил себе девушку и послал пробный импульс.
Следующие несколько минут он пытался унять сердцебиение. Но всякий раз, когда дело шло на лад, пульс вновь разгоняла очередная вспышка волнения. Как нарочно: чем больше усилие, тем больше теряется энергии.
Звук шагов в коридоре вселил надежду. Когда загромыхал засов, Найл был уже уверен: это Умайя.
«Ты меня звал?» — спросила она, подходя к койке.
Найл, не открывая глаз, кивнул; ему легчало. Девушка, протянув руку, коснулась его лоснящегося испариной лба.
«У тебя жар».
«Из меня отчего-то уходит энергия. Как будто кто ворует».
Умайя поместила Найлу ладонь меж грудью и горлом. За секунду она стала ощутимо прохладнее.
«Это граддиксы».
Найл был так опустошен, что не стал ничего спрашивать.
«Но ты их, похоже, сам привадил», — заметила она с укором.
Теперь все стало понятно. Найл кивнул.
«Я спал. Думал во сне, что это ты».
«Это опасно, — сказала Умайя. — Когда пускаешь в себя граддикса, избавиться от него уже непросто».
«А ты не поможешь?»
«Не знаю. Надо попробовать».
Она вышла из каземата, задвинув снаружи засов.
Прошло минут десять. Все это время Найл лежал, апатично слушая, как бьется сердце, с каждым ударом будто унося каплю энергии.
Вернулась Умайя с продолговатой коробкой, которую поставила в ногах койки. Вскоре камера наполнилась знакомым йодистым запахом озерной травы.
Откинув одеяло, девушка начала расстегивать на Найле тунику. Предстоящая процедура была понятна; Найл со вздохом облегчения сел, давая Умайе снять тунику снизу.
Раздев его донага, из коробки она достала сплетенную из водорослей циновку, расстелив ее на Найле вроде тюфячка. От холодной циновки знобило, но отток энергии разом пресекся, словно кто-то закрутил кран.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});