Роман Злотников - Пришельцы. Земля завоеванная (сборник)

– Думаешь, заботился о вас? Задницу серую берег – ему бы вырвали все хозяйство с корнем, сунься он на Землю до конвенции. Теперь понятно, что ты жмешься к этому слизню, выкормыш осминожий. А я думал, ты нормальный пацан. Когда ты ко мне в друзья набивался, что-то забыл сказать про склизкого папочку! – Довлет выглядел искренне расстроенным. Он даже опустил пистолет.

– А почему тогда у тебя русская фамилия? Или только похожа на русскую? – заговорил Анатолий, надеясь перевести разговор в мирное русло. Тему «Моя семья» они прошли еще в прошлом семестре, и вся группа охотно рассказывала о своих родителях. Йа показывал на телефоне фото матери, рассказывал много хорошего о приемном отце – космическом инженере. Забыв упомянуть, по счастью, о цвете кожи отчима.

– Все хотел спросить, – продолжил Анатолий, видя, что Довлет все еще держит пистолет опущенным, – почему тебя зовут «Йа»? Мы с другими преподавателями поначалу решили, что просто твои документы не очень удачно перевели.

– Мама назвала меня в честь отца, – обезоруживающе улыбнулся Йа. – Наверное, он был русский. Тогда над Ямусукро было много флаеров. И все флаги были разные. Ваш, русский, тоже был. Тот человек разбил свой флаер недалеко от нашего дома. Мама подобрала его. Она всегда была очень доброй. А потом тот русский отец куда-то делся, она осталась одна и почти умерла, когда пришел Коэла. Он и стал мне как папа.

– А тот, русский, – перебил ученика Анатолий, видя, как Довлет снова поднимает пистолет, – ты не пытался его найти? Твоя мама не говорила, как его зовут?

– Говорила. Он сам ей сказал: «Я Сидоров», а потом еще другое говорил, когда ему плохо было, а она совсем не знала его языка и не поняла даже, в каком городе искать. А когда я послал запрос, ответили, что человека с таким именем в России нет. Теперь-то я понимаю, что «я» – это не имя. – Сидоров хихикнул, смешно дернув широким носом. – Представляю, как смеялись люди, которые получили мой запрос.

– А меня назвали в честь моего деда, – вмешался Сундуй, каким-то внутренним чутьем поняв, что можно включиться в разговор.

– А вас? – Довлет повернулся к Анатолию Сергеевичу: – Вас в честь кого назвали?

– Мне имя брат выбрал. Старший. Он погиб. – Анатолий понял, что потерял контроль. Быстро бросил взгляд в угол, где жался к стене Угэй. Неверное слово могло стоить ученику жизни. – Я очень его любил. И твои братья и отец любят тебя, Довлет, и, думаю, им больно будет узнать, что ты устроил такое в университете. Может, отдашь мне пистолет? Мы все решим, обещаю тебе.

– Я не буду говорить, что ты стрелял мое ухо, – радостно подхватил Йа. – И Угэй не станет ничего говорить, так? – Он повернулся к сириусянину и что-то забулькал на сайдири. Угэй затряс головой, сперва только подбородком – по-своему, потом заставил себя несколько раз коротко кивнуть.

– Он не станет говорить, что ты хотел его убить, – выставив перед собой ладони в успокаивающем жесте, перевел Сидоров.

– Вы бы поверили ему? – безупречно вычленив самое слабое звено, Довлет уставился на учителя. – Я видел, как вы не хотели на уроках на него смотреть. Зря не ушли, когда я говорил. Я просто хотел объяснить этому слизню, где его место… Всегда вы такой, слишком честный, чтобы глаза отвести. А от него отводили. Пришельцы вашего брата убили, так?

– Твои бы ум и наблюдательность, да в мирное бы русло, Алекберов, – побелевшими губами ответил Анатолий. – И охраннику на входе хорошенько мозги прочистить, чтобы лучше проверял горячих парней на наличие холодного и огнестрельного.

– Выходите сейчас. Живо! – крикнул Довлет. – Вы же ненавидите этих серых тварей, но вам совесть не позволит дать мне проучить его. Вот и идите! Скажите, что я послал вас привести переговорщика. Позвоните моему отцу и в посольство. Только – убирайтесь вон. Я думал, вы сильный человек, а вы такой же слизняк. Злитесь на серожопых, что брата потеряли, морду от Угэя воротите, а ствол достать и поквитаться – кишка тонка. Я все думал, что такое эта ваша толерантность? А это вы, умные трусы, так слабость свою называете. Вы не мужчина. Вот я – мужчина. И те, кто думает и поступает, как я. Те, кто дает оружие, а не пичкает день за днем тухлой толерантностью, будь проклято это гнилое слово вместе с вами!

Капитан следил через прицел, как стрелок перемещается по комнате.

– Ну что серожопый? Жив?

– Сириусянина не вижу, Главный. В углу жмется. Вылезет – дам знать. Отбой.

– Сириусянин, ёпть, да? Похами мне еще, Дима. Серожопый. Как в Кот-д’Ивуаре тогда, а? Опять нам с тобой спасать мартышек от пришельцев. Факультет космической дружбы, ёпть. Ждем приказа, а потом так их подружим, что мало не будет. Все понял, Дима? Отбой, Второй.

Главный был из тех, кто так и не смирился с тем, что они среди нас. Здесь, в российской провинции, присутствие сириусян было не так заметно. Пришельцам нужно было тепло, они жались к экватору. Туда и высадились первые корабли осенью двадцатого года. Дмитрию тогда было восемнадцать – как этим мальчишкам в кабинете политеха. Аккурат под осенний призыв исполнилось: поцеловал знамя, ускоренные курсы летчиков – и в Африку, с чужими воевать. Главный был тогда еще совсем не главным, а простым лейтенантом Мишей Косяковым. Вдвоем остались под Ямусукро, когда, якобы приняв российские флаеры за боевой патруль сириусян, звено атаковала стайка пиндосских «невидимок». Устроили они тогда Хьюстону проблемы, но потеряли половину ребят и машин. Свой флаер Димка воткнул в центр футбольного поля на Рут да Мами Адджоуа. Пришел в себя он только в маленькой, оклеенной постерами квартирке, обнаружив свежие повязки на ребрах и голове и миниатюрную африканскую девушку, мирно спящую на его левом плече. Чтобы хоть как-то отблагодарить за спасение, он оставил ей все, что нашел в карманах – просто свалил горкой на столе мятые деньги, пластиковые карты, в надежде, что она сумеет как-нибудь обналичить его невеликий капитал. И успел отыскать запутавшегося в стропах Косякова на дереве в самом начале улицы д’О – до группы испанских пехотинцев. Конкистадорам достались только тела двух лягушатников, над которыми те вдоволь поглумились, пока Дмитрий на парашюте доволок Главного в какие-то заросли и сумел через его комп связаться со своими. Их подобрали через сутки. А когда Дмитрий вышел из госпиталя – война с пришельцами уже закончилась. Ватиканской конвенцией решено было разрешить визитерам из окрестностей Сириуса проживать по бессрочной гостевой визе в любой стране земного шара. Поэтому своего первого «серожопого» Капитан увидел много позже – когда приезжал в Москву по делам службы.