Артур Кларк - Фонтаны рая

А здесь время как будто замерло. Ураганы истории обошли стороной, не поколебали эту одинокую цитадель веры. И монахи, как и три тысячи лет назад, по-прежнему творили молитвы, размышляли, созерцали рассвет.

Шагая по плитам монастырского двора, стертым и отполированным ногами бессчетных пилигримов, Морган испытал внезапный и совершенно непривычный приступ нерешительности. Во имя прогресса он пробует разрушить нечто древнее и величественное, нечто такое, чего не в силах понять до конца…

Вдруг он замер как вкопанный: в отдельной башенке, выраставшей из монастырской стены, был подвешен огромный бронзовый колокол. Наметанный глаз инженера мгновенно оценил вес исполина не менее чем в пять тонн, а возраст металла был несомненно весьма почтенным. Каким же способом?..

Монах заметил недоумение своего спутника и ободряюще улыбнулся.

— Ему две тысячи лет. Дар Калидасы Проклятого, который мы не посмели отвергнуть. Легенда гласит, что сюда, на гору, его втаскивали десять лет, и это стоило жизни сотням людей.

— Им пользуются? — спросил Морган, стараясь осмыслить столь необычную информацию.

— Это дар ненависти, а потому и звучит он только в час бедствия. Я никогда не слышал его голоса, как не слышал и никто из живущих ныне. Колокол ударил раз, сам по себе, во время большого землетрясения две тысячи семнадцатого года. А до того звонил в тысяча пятьсот пятьдесят втором, когда захватчики-иберы сожгли Храм зуба[53] и похитили священную реликвию.

— Значит, столько трудов было положено на то, чтобы в колокол никто никогда не бил?

— Нет, били. Но всего раз десять-двенадцатъ за две тысячи лет. Над ним тяготеет проклятие Калидасы.

«С точки зрения веры это, может, и логично, — невольно подумал Морган, — а с точки зрения экономики — полная ерунда». И тут же мелькнула еще одна, кощунственная мысль: «Интересно, сколько монахов поддавались искушению стук-путь исподтишка по этой громаде, совсем легонько, просто чтобы услышать ее неведомый, запретный голос?..»

Они прошли мимо большой скалы, на которую вела лесенка; наверху красовался вызолоченный павильон. Это, по-видимому, и была самая вершина горы — и не составляло труда догадаться, что именно скрывает золотая часовенка, однако монах вновь решил просветить своего подопечного.

— Священный отпечаток. Мусульмане верили, что это след ноги Адама: тот, дескать, стоял здесь, когда его изгнали из рая. Индусы приписывали след Шиве или богу Саману. А для буддистов он, естественно, был отпечатком ноги Просветленного…

— Вы употребили глагол прошедшего времени, — отметил Морган как мог деликатнее. — Что, теперь принята другая гипотеза?

Лицо монаха сохраняло полную безучастность, когда он сказал:

— Будда был человек, как вы и я. А отпечаток в скале — в очень твердой скале — достигает двух метров в длину.

На том вопрос, видимо, считался исчерпанным, а новых вопросов Морган не задавал. Его провели по крытому переходу к приотворенной двери, монах постучал и, не дожидаясь ответа, жестом предложил гостю войти в помещение.

Морган полагал, что застанет Маханаяке Тхеро в ритуальной позе на коврике среди благовоний, в кругу послушников. И действительно, в прохладном воздухе чувствовался намек на благоухание, но сидел верховный настоятель монастыря Шри Канда у обыкновенного письменного стола, оборудованного стандартным пультом связи и электронной памяти. Единственным непривычным предметом обстановки была голова Будды на постаменте в углу; она была чуть больше головы обычного человека. Морган так и не решил, настоящая ли это скульптура или голографическая проекция.

Но несмотря на прозаичные декорации, вряд ли кто-нибудь во всем свете принял бы настоятеля монастыря за руководителя любой другой категории. Не говоря уже о неизбежной тоге, у Маханаяке Тхеро были две отличительные черты, чрезвычайно редкие для человека XXII века. Он был совершенно лыс и носил очки.

И то и другое настоятель избрал, разумеется, совершенно сознательно. Плешивость излечивалась настолько легко, что не оставалось сомнений: волосы с этого сверкающего, цвета слоновой кости черепа были сбриты или удалены специально. А что до очков, Морган просто не мог вспомнить, когда он в последний раз видел их, если не считать исторических драм и старой кинохроники.

Необычное сочетание — лысина и очки — привлекало и обескураживало одновременно. Как ни гадал инженер, а возраст Маханаяке Тхеро оставался тайной за семью печатями: то ли он выглядел таким представительным в сорок, то ли так хорошо сохранился в восемьдесят. А линзы очков при всей своей прозрачности каким-то чудом скрывали и мысли и чувства владельца.

— Айю бован, доктор Морган, — произнес настоятель, указывая гостю на единственный стул, — Позвольте представить вам: мой секретарь, досточтимый Паракарма. Надеюсь, вы не станете возражать, если он будет вести протокольные записи.

— Разумеется, нет, — откликнулся Морган, кивая третьему присутствующему в комнате. Нельзя было не обратить внимания, что у молодого монаха густая шевелюра, да еще и впечатляющая борода; очевидно, брить голову считалось необязательным.

— Итак, доктор Морган, — продолжал Маханаяке Тхеро, — вам понадобилась наша гора.

— Боюсь, что так, ваше… мм… преподобие. Во всяком случае, часть ее.

— Земной шар велик — а вам нужны именно эти несколько гектаров?

— Выбор сделан не нами, а природой. Основание орбитальной башни должно располагаться на экваторе, и притом на максимальной высоте, где низкая плотность воздуха уменьшает силу ветров.

— Есть и более высокие экваториальные горы — в Африке и Южной Америке…

«Опять двадцать пять», — молча простонал Морган. Горький опыт уже убедил его, что растолковать эту проблему неспециалисту, даже образованному и заинтересованному, практически невозможно, чего уж ждать от монахов… Если бы Земля была гладеньким симметричным телом, если бы в ее гравитационном поле не было ни рытвин, ни ухабов!..

— Поверьте мне, — горячо воскликнул он, — мы перебрали все варианты. Котопакси, и гора Кения, и даже Килиманджаро, хотя она на три градуса южнее, вполне устроили бы нас, но, увы, есть одно досадное обстоятельство. Когда спутник выведен на стационарную орбиту, он не зависает идеально над одной точкой. Вследствие гравитационных возмущений, в которые позвольте мне подробнее не вдаваться, он начинает потихоньку смещаться вдоль экватора. Поэтому все наши синхронные спутники и космические станции вынуждены жечь топливо, чтобы просто оставаться на месте; хорошо еще, что топлива требуется совсем немного. Однако для сооружения весом в миллионы тонн, к тому же напоминающего гибкий прут в десятки тысяч километров длиной, такой метод не подходит. Да в нем и нет нужды. К счастью для нас…