Уильям Тенн - Человеческий аспект (Сборник)

— Понятно. А насчет этого маленького предмета, который вы назвали… гм-м… доликом. Дилеммой Мацы или что-то в этом роде. Господа, как вам известно, я химик. Я убежден, что это ожерелье — и химический анализ лишь подтвердит мой вывод — есть не что иное, как кусочки очень гладко отшлифованного стекла.

— Его атомная структура изменена для взаимодействия с беноскопом, болван вы этакий! Если атомная структура материала изменена, то сам материал не имеет значения.

— Зато долик, — продолжил химик, — марсианский долик и в самом деле сокровище. Нечто уникальное. О да! Потертый кусочек красного песчаника, который средней руки геолог за пятнадцать минут отыщет вам почти в любом месте на Земле. Кусочек песчаника, господа!

Поднялся такой шум, что я долго не мог продолжать. К сожалению, я вышел из себя. Сама мысль о том, что кто-то называет Дилемму Тамце кусочком старого песчаника, едва не свела меня с ума. Я стал громко обвинять присутствующих в невежестве, ограниченности и недостатке знаний, но меня остановил Фергюсон.

— Лучше тебе отсюда смотаться, — прошептал он. — У тебя сейчас пена изо рта пойдет. Угу, и вспомни, что никому не станет лучше, если тебя увезут отсюда в смирительной рубашке.

Я сделал глубокий вдох.

— Господа, — рассудительно произнес я, — если бы кто-нибудь из вас случайно оказался в прошлом столетии, вам тоже было бы трудно применить свои современные знания, имея под руками лишь примитивные инструменты, которые будут вам доступны. Ну сколько еще я должен…

— Тут вы правы, — отозвался некто пухлолицый. — Но есть одно средство подтвердить правоту своих утверждений, всегда доступное путешественнику из будущего.

— Какое же? — Головы нескольких ученых повернулись к говорящему.

— Даты. Исторические события. То, что произошло в таком-то месяце такого-то года. Вы заявили, что наше время для вас в прошлом. Так опишите его. Что произойдет?

— К сожалению… — я уныло махнул рукой, и смех раскатился вновь, — мои знания истории Земли весьма фрагментарны. Так, краткий курс в детстве. Я вырос на Марсе, но даже марсианскую историю знаю очень смутно. Исторические даты никогда не задерживались у меня в голове. Я уже сказал вчера Джозефу Бернсу, что помню только три даты примерно из вашего периода.

— Да? — Интерес ко мне заметно возрос.

— Первая, 1993 год.

— И что случится в 1993 году?

— Увы, не знаю. Кажется, какое-то важное событие. То ли эпидемия, то ли изобретение, то ли это дата создания какого-то шедевра. Или же мне эту дату кто-то упомянул, и она мне запомнилась. Во всяком случае, ничего полезного вы из моих слов не узнаете. Далее, август 1945 года. Атомная бомба. Господин Бернс говорил, что пользы от этой даты тоже мало, потому что этому событию уже семь лет. Однако прошу не забывать, что у меня большие трудности с вашим календарем.

— А третья дата?

— 1588 год, — уныло пробормотал я. — Испанская армада. Заскрипели стулья — ученые вставали, собираясь уходить.

— Задержи их, — зашипел мне в ухо Фергюсон. — Скажи хоть что-нибудь или сделай.

Я вздрогнул.

— Минуточку, — услышал я голос молодого химика. — Думаю, у нас есть способ разоблачить это жульничество раз и навсегда. Насколько мне помнится, в статейке господина Бернса упоминалось, будто вы еще ребенком играли в песочек на Марсе. А что на вас было надето?

— Ничего особенного, — удивленно ответил я. — Какая-то теплая одежда, и все.

— И никакого шлема? '

—Нет.

— Значит, только теплая одежда, — ухмыльнулся химик. — Но всем известно, что даже на экваторе Марса температура редко поднимается выше точки замерзания. Нам также известно, что в его атмосфере практически нет кислорода, и это неоднократно подтверждал спектроскоп. Так говорите, только теплая одежда и без кислородного шлема? Ха!

Я озадаченно уставился в удаляющиеся спины ученых. Этого я и сам не мог понять. Ну и что с того, что их приборы показывают лишь следы кислорода в атмосфере Марса и низкие температуры? Я-то игрался в марсианской пустыне еще ребенком! Я ведь там вырос и все прекрасно помню. Не было у меня никакого шлема, да и теплой одежды тоже было не очень-то много. Чертовы дикари со своими дурацкими инструментами!

— А теперь тебе лучше побыстрее смыться, — сообщил Фергюсон. Левое веко у него дергалось чаще прежнего. — Коп и спец по пришельцам еще торчат в коридоре. И тебе, и газете не пойдет на пользу, ежели они тебя сцапают. Иди-ка ты к служебному лифту. Угу, к служебному лифту.

Я вышел на улицу, размышляя о том, как же теперь меня отыщут темпоральные эмиссары. Очевидно, говоря языком Джозефа Бернса, я устроил недостаточно громкую «сенсацию». Или достаточно громкую? Кто-то из ученых, наверное, и был темпоральным эмиссаром, он меня видел и теперь готовится отослать обратно в мое время, пока я не натворил здесь разных изменений.

— Привет, папаша. Я звонил в контору. Да, не повезло тебе.

— Бернс! — Я с облегчением бросился к молодому человеку, прислонившемуся к стене. Мой единственный друг в этой безумной варварской эре. — Ты не достал флирглефлип. Его или обменяли, или продали, или потеряли.

— Нет, папаша, я не достал флирглефлип. — Он мягко взял меня за руку. — Пошли.

— Куда?

— Искать работу, на которой ты сможешь проявить свои футуристические таланты.

— И что это за работа?

— В том-то и проблема, паршивая и трудная проблема. Сам понимаешь, в наше время флиргли не флипают. А это все, что ты умеешь делать хорошо, и возраст у тебя уже не тот, чтобы учиться новой профессии. Но человеку нужно что-то есть. Если он этого делать не будет, у него появится странное ощущение в желудке, сопровождаемое скорбным бурчанием.

— Наверное, ты был не прав насчет темпоральных эмиссаров.

— Нет, я оказался прав. Ты привлек их внимание. С тобой вышли на контакт.

— Кто вышел?

—Я.

Я едва не застыл от удивления прямо на пути какого-то рычащего экипажа, но Бернс потянул меня за руку.

— Так ты и есть темпоральный эмиссар? Ты вернешь меня обратно?

—Да, я темпоральный эмиссар. Но обратно я тебя не верну.

Совершенно сбитый с толку, я покачал головой:

— Ничего не…

— Ты не вернешься обратно, папаша. Во-первых, в этом случае Бандерлингу предъявят обвинение в нарушении прав общественного индивидуума — то есть тебя. В этом случае институтское начальство решит, что потребуется еще несколько лет исследований и усовершенствований, прежде чем к подавителю излучения позволят даже приблизиться абсолютно уравновешенным индивидуумам. Путешествия во времени будут открыты — в соответствующий период — в результате перекрестных ссылок на подавитель излучения Бандерлинга. Во-вторых, ты не вернешься потому, что, если начнешь сейчас болтать на каждом углу о темпоральных эмиссарах, тебя быстренько отвезут в одно окруженное стеной заведение, где гостей сразу заворачивают в мокрые простыни.