Фриц Лейбер - Ведьма

Извините, я опять отвлекся. Но вдруг Машинилья ожила — к ней вернулось хорошее настроение, исчез тупой, уставленный в пространство взгляд, тяжелая неуверенная походка. Машинилья больше не падала на колени, не билась головой об пол, не хныкала: «Vuestra esclava, Señora» 44. Это произошло после того, как она прочитала хозяйке книгу старинного писателя Айзека Азимова «Я, робот», которая, впрочем, вряд ли была той интересна. В этом древнем научно-фантастическом эпосе с такой точностью предсказывалось и с таким сочувствием живописалось развитие роботов и их психологии, что к Машинилье вернулась уверенность в себе. Вот так мы, жестяные «недочеловеки», обрели своего первого духовного покровителя, блаженного Айзека!

Вы уже догадываетесь, что произошло дальше. Курсы лечебного чтения роботов, поиски соответствующих книг (их было ничтожно мало!), попытки людей сочинять такие книги (почти всегда неудачные, ибо они не обладали азимовским даром провидения), даже попытки приспособить для этого словомельницы — безуспешные, поскольку словомельницам не хватало соответствующих сенсорных образов, ритмов и даже роболексики — и наконец появление писателей-роботов вроде меня.

Роботворчество возникло именно в то время, когда писатели-люди безвольно уступили свое место словомельницам. Эти словомельницы! Мрачные механические станки, прядущие дурманную паутину слов! Могилы свободного духа! Прости мою горячность, Гаспар, но мы, роботы, ценим сознание, и нам отвратительно словомесиво, выпускавшееся мельницами! Конечно, есть среди нас и такие, кто ищет наркотиков и злоупотребляет электричеством, но это крошечная жалкая кучка электроманов, не заслуживающая внимания. И вот что я хочу сказать…

— Простите, Зейн, — вмешалась няня Бишоп, — все это очень интересно, но через десять минут мне нужно менять диски, а ведь вы хотели рассказать мне о любви роботов…

— Верно, Зейн, — поддержал девушку Гаспар. — Ты ведь хотел рассказать, как появились роботы и роботессы…

Зейн Горт перевел свой единственный глаз с Гаспара на няню Бишоп и обратно.

— Как это похоже на вас, людей! — гневно воскликнул он. — Вселенная так необъятна, величественна, так невообразимо прекрасна, наполнена бесконечной одухотворенной жизнью, но вас, людей, интересует в ней только одно!

Заметив, однако, что ему хотят возразить, он быстро добавил:

— Ну ладно! Ведь и мы, роботы, интересуемся своими чувствами ничуть не меньше вас. О, это утонченное ощущение электронного единства двух металлических корпусов! Эти яростные электромагнитные бури! Эти разряды, сотрясающие контуры!

И Зейн лукаво подмигнул налобным прожектором.

— В Дортмунде, в тамошнем центре роботосервиса, — продолжал Зейн Горт, — доктор Вилли фон Вупперталь, этот мудрый старый инженер, разрешил больным роботам делать себе электрошок, устанавливая по своему вкусу напряжение, силу тока, длительность разряда и другие условия. Надо сказать, что для страдающих меланхолией роботов электрошок так же полезен, как и для людей, пораженных глубокой депрессией. Однако это весьма опасное средство, злоупотреблять им никак нельзя, о чем говорит ужасный пример электроманов. В те старинные времена роботы редко общались друг с другом, но однажды двое из них — причем один был новейшей конструкции, с изящным и стройным корпусом и ультрачувствительными контурами, — двое больных роботов решили подвергнуться электрошоку одновременно, так, чтобы разряд сначала прошел через контуры одного, а потом второго. Для этого им пришлось сначала подключиться к аккумуляторам друг друга и подсоединить мозг и электромотор одного к мозгу и электромотору другого. Это было последовательное, а не параллельное соединение. Так вот, когда это было сделано, едва был замкнут последний контакт — и заметьте, внешнее питание еще не было подключено! — эти двое ощутили бурный экстаз, завершившийся спадом напряжения, сопровождавшимся непередаваемым чувством удовлетворения. Вскоре удалось обнаружить, что электрический экстаз тем полнее и глубже, чем массивнее и мощнее контуры одного из пары роботов и чем изящнее и утонченнее контуры его партнера.

С тех пор и возникли две основные модели — роботы и роботессы. Разумеется, немалую роль в этом сыграло и свойственное нам стремление подражать социальным институтам человека.

Роботы и роботессы очень похожи на мужчин и женщин. Роботессы более стройны, у них более обостренные реакции, они легче адаптируются к окружающей среде и более надежны, хотя иногда склонны к истеричности. Роботы же мощнее, лучше закалены, приспособлены к более тяжелой физической работе, а также для тех видов интеллектуальной деятельности, при которой требуется электронный мозг большего размера.

Как правило, роботы однолюбы, что привело к возникновению у них брака моногамного типа. Как и человеку, роботу приятно сознавать, что рядом с ним близкое существо, готовое разделить его радости и мучения. А теперь, мисс Бишоп, вернемся к моей личной проблеме: как должен я вести себя с мисс Розанчик — красавицей, к которой меня неодолимо влечет, хотя я знаю, что она не слишком умна и склонна к пуританству?

Няня Бишоп задумалась.

— Пока, Зейн, мне приходит в голову только одна мысль: почему бы не внести в блоки мисс Розанчик определенные изменения, которые избавили бы ее от излишнего пуританства?

— Вы ведь шутите, клянусь святым Рэем, не правда ли? — воскликнул Зейн Горт и протянул к горлу девушки свои угрожающе расставленные клешни.

Няня Бишоп побледнела. Гаспар шагнул вперед и попытался раздвинуть клешни, но Зейн сам уже опустил их.

— Повторяю, — размеренно сказал робот, — что считаю ваши слова всего лишь неудачной шуткой. Переделывать робота с целью изменения поведения — это преступление, намного превышающее посягательство на человеческий мозг! Наше сознание так легко изменить, что даже намек на это вызывает у нас инстинктивные защитные реакции. Извините, если я вас напугал, — добавил он мягко. — Но я вынужден был показать, насколько неприемлема для меня даже мысль о чем-либо подобном. Теперь же я снова прошу совета…

— Ну-у, я прямо не знаю, Зейн, просто теряюсь, — робко начала няня Бишоп, искоса поглядывая на Гаспара. — На первый взгляд вы и мисс Розанчик не слишком подходите друг для друга… Правда, в старину у людей существовало правило, что волевой и умный муж прекрасно ладит с красивой, но глупой женой, но я в этом как-то не уверена. Психометрист Шейрон Розенблюм утверждает, что брак удачен либо при полном равенстве интеллектов, либо тогда, когда муж умнее на тридцать процентов. А вы, Гаспар, не могли бы поделиться с нами опытом? Насколько глупа была Элоиза Ибсен?