Том Годвин - Вирус бессмертия (сборник)

— О, я буду жить за городом, Луи. В питомнике. Буду разводить самые различные виды растений. Елки и хризантемы, нарциссы и розы на Рождество. И Луна не будет для меня чем-то необходимым. Я не буду скучать по ней.

— Ты счастливчик, Джо. Ты просто счастливчик.

Мы совершили удачную посадку, но снова, как иногда раньше, я почувствовал долгую острую боль в груди, как будто мое сердце и легкие были связаны веревкой, и кто-то закручивал ее все туже и туже. Но через несколько минут все это прошло, и я вскочил с гамака, ощущая легкость и стремление двигаться, как всегда на Луне. Не теряя лишнего времени, я вскочил через главный люк. Я искал старого Ганса среди встретивших нас, но его нигде не было видно. Увидев Португальца, который держал винную лавку, я окликнул его:

— Португалец! Где Ганс? Я привез ему кое-что.

Он подошел, легко переваливаясь с боку на бок: Глядя на его грузную фигуру, я почти понимал, почему он обосновался в Луна-Сити. Он пожал плечами, одновременно поднимая руки и брови.

— Слишком поздно, — сказал он. — Ганс скончался сразу после полуночи.

На Луне нет ничего лишнего. Нет там и грунта, в котором можно выкопать могилу. Когда люди умирают там, их тела держат до наступления ночи. Ночью тело умершего грузят на вездеход и отвозят к какой-нибудь отдаленной расщелине в древних скалах. С восходом солнца во мху, которым покрыты скалы, оживают мельчайшие лунные насекомые. Густой тучей они оседают на трупе — и вскоре расщелина снова пуста.

Португалец вел вездеход. Луи и я сидели сзади, а между нами лежало тело старого Ганса, покрытое простыней. Мы сидели молча, в то время как вездеход, гремя металлическими гусеницами, трясся на хаотических нагромождениях гранита и застывшей лавы. Мы все думали о Гансе, которого любили, думали о том, что он уже освободился от своего вынужденного заключения в Луна-Сити, и не его смерть ввергла нас в молчание. Вокруг все было мертво, и эта окружающая нас безжизненность подавляла.

Португалец остановил вездеход на гребне возвышенности на полпути между Луна-Сити и кратером Келли. Это место использовалось как кладбище. Поверхность планеты была здесь изрезана глубокими трещинами — следами какой-то древней катастрофы. Мы закрепили маски наших костюмов и вышли из вездехода. Вдвоем с Португальцем мы вынесли старого Ганса. Опустили его осторожно в широкую и глубокую расщелину. Я повернулся, чтобы идти к вездеходу. Луи шел к нам, неся рождественскую елку. Ее ветви были покрыты каплями воды, которая моментально замерзла, повиснув сосульками. Дерево выглядело так, как будто было выставлено в центре витрины универмага. Это показалось бы хорошей мыслью там, в Луна-Сити, но здесь не подходило к окружающей обстановке.

Мы укрепили елку в скалах. Португалец прочел молитву, и мы пошли назад к вездеходу, радуясь возможности снять маски и закурить. Через передний иллюминатор было видно дерево, зеленое с белым на фоне немого черного кратера Келли. Прямо над нашими головами повисла Земля. Я ясно различал очертания Италии, но дальше к северу любимая Австрия Ганса была скрыта от нас густыми декабрьскими облаками. Мы молчали. Потругалец погасил свою сигарету и повел вездеход назад к Луна-Сити. Поставив вездеход в гараж, Португалец снова подошел к нам. Он обнял нас за плечи:

— Пойдемте, ребята. Выпьем за спасение души старого Ганса.

— Сначала медицинский осмотр, Португалец, — сказал Луи. — Мы зайдем к тебе потом. Подогрей рому.

Он ушел, и мы направились к зданию администрации. Все уже прошли комиссию, и каждого из нас уже ждал доктор. После осмотра мы сидели в приемной и ждали, пока нам выдадут наши карты. Наконец в динамике раздалось: «Майор Грейвс. Эскадра Эндерби. Карточки готовы».

Луи получил первым свою карту. Он посмотрел на большую голубую звезду — первое предупреждение — и улыбнулся:

— Мы выйдем из игры в одной упряжке, Джо. Для тройки не достает еще одного партнера.

Я молчал. Я увидел свою карту, прежде чем врач дал ее мне. Я видел красную звезду на ней, а их я видел слишком много, чтобы не знать, что это значит. Это была отметка изгнания, это было начало истории, подобной той, конец которой мы засвидетельствовали у кратера Келли под дразнящим земным шаром. Я сказал:

— Это мой последний рейс, доктор. Когда мы сядем в Антверпене, я уйду со службы.

Он покачал головой:

— Я очень сожалею, майор.

— Мне все равно, мои шансы один против миллиона, доктор. Я беру всю ответственность на себя и готов оставить письменное свидетельство.

— Ничего не выйдет, майор. Вы знаете правила. Мы не можем позволить вам совершить самоубийство.

Я знал, что споры не помогут. Луи ушел. Мы все так поступали, когда кто-нибудь получал красную звезду. У меня было достаточно времени, чтобы разглядеть доктора. Он был очень молод и не выглядел счастливым. Я догадался, что ему не приходилось вручать раньше красную звезду. Я посмотрел ему в глаза, и он отвел их в сторону.

…С самой высокой точки в Луна-Сити я люблю смотреть в небесный свод. По ночам я вижу звезды и нежно светящуюся Землю. Дальше, к западу, Сириус сверкает над кратером Келли. Я смотрю так часами, и мне кажется, что я чувствую запах роз.

Роберт Шекли

Терапия

Перевод с англ. А. Вавилова

2 мая 2103 года Элвуд Кэсвел быстро шагал по Бродвею с заряженным револьвером в кармане пиджака. Он не имел намерения пускать его в ход, но опасался, что все же может это сделать. Такое предположение не было лишено оснований, потому что Кэсвел страдал манией убийства.

Был мягкий туманный весенний день, в воздухе пахло дождем и цветущим кизилом. Кэсвел сжимал револьвер в потной ладони и пытался придумать хотя бы один веский аргумент, чтобы не убивать человека по фамилии Мэгнесен, который на днях сказал, что Кэсвел чудесно выглядит.

«Какое дело Мэгнесену, как я выгляжу? Проклятые любопытные, лезут не в свои дела, всегда все портят…»

Кэсвел был невысокого роста холерик с сердитыми воспаленными глазами, челюстями бульдога и волосами цвета имбиря. Каждый встречал людей подобного типа; забравшись на ящик из-под дезинфицирующих средств, они произносят речи перед толпой вышедших на обеденный перерыв служащих и иронически настроенных студентов, выкрикивая лозунги вроде: «Марс для марсиан, Венера для венерианцев!»

Однако, по правде говоря, Кэсвела не интересовало тяжелое социальное положение населения других планет. Он работал кондуктором ракетобуса нью-йоркской корпорации «Рэпид трэнзит». Он не лез в чужие дела. К тому же он был абсолютно сумасшедшим.