Александр Мееров - Сиреневый Кристалл

Мне не очень понравилось определение Асквита «гуманные», но я не мог не согласиться, что силициты, по всей вероятности, и в самом деле не имели права повредить что-либо живое.

— Да, пожалуй, это верно, профессор. Заложенная в Сиреневых Кристаллах программа предусматривает для юсгоридов необходимость самым строгим образом считаться с живыми существами исследуемой ими планеты. Они не могли отнять кристалл у Дагира, у Йонгеля, и они еще не причинили вреда ни одному живому существу на Земле.

— Вот и вы не бойтесь, берите!

Я все еще не мог поверить: неужели в протягиваемой Асквитом яркой коробке лежит Сиреневый Кристалл?

— Вы это серьезно?

— Берите. Какого черта, в самом деле. Берите, а то передумаю.

Я придвинул коробку к себе.

— Не вздумайте снять с него кремниевую оболочку. Юсгориды примчатся через несколько минут и перебьют здесь все стекла. Разумные существа! Мерзавцы просто.

— Да расскажите же толком, что случилось?

Асквит передал мне несколько телеграмм. Я быстро прочел их, и мне стало ясно, почему он так поносит юсгориды. Осуществив связь со своим миром и, видимо, получив нужную им информацию, они побывали во всех местах, где на потребу людей трудились родбариды, и быстро унесли их. В течение суток, прошедших со времени посылки первого сигнала, они пронеслись по всей Земле и, только прикоснувшись к силициевой плазме, лишили ее активности. Плазма моментально стекленела, теряла свои изумительные и опасные свойства.

— Продаю виллу Беньюз. У вас нет знакомых, желающих ее приобрести?

— Прошло увлечение тропиками?

— Хуже. Пришла пора расплачиваться.

Только теперь я подумал о финансовой стороне всего этого дела, сообразил наконец, что Асквит, мечтавший приобрести деньги и власть, добывая при помощи родбаридов редчайшие металлы, вероятно, обанкротился. Мне даже жаль его стало.

— У вас большие неприятности?

— Мягко сказано. Неделю назад я мог считать, что уже очень близок к цели. За два дня до поездки к Таманскому заливу я все свои средства, все до последнего гроша, вложил в акции «Люкс-металл», а сегодня… — Асквит вынул из письменного стола пачку бумаг и потряс ими в воздухе. — Сегодня они не стоят ничего. Фирма «Люкс-металл» полетела ко всем чертям и увлекла за собой немало других фирм. Запасы уже добытого металла не покроют и малой доли произведенных затрат, юсгориды пресекли нашу деятельность… Нет, серьезно, вилла Беньюз продается. Имейте в виду на всякий случаи.

Асквит встал, подошел к окну, из которого был виден полигон. Там теперь уже не было так долго сидевших в ровной цепочке родбаридов и только торчал кран с манипулятором, при помощи которого Асквит так ловко похитил у силициевых киберов первый кубик германия.

— Не удалось, — задумчиво, не поворачиваясь ко мне, произнес Асквит. Стремления оказались бесплодными. Как это сказано у Ларба?.. «И сколько бы мы ни шли навстречу радуге, мы никогда не придем под ее сияющие своды!»

— А может быть, — начал я тихо, — надо идти до более правильной дороге, профессор?

Асквит резко обернулся:

— Да кто же может сказать, какая дорога правильна? Люди еще ни черта не знают. Биосилициты или, вернее, те, кто их послал, тоже ничего не знают. Уверен. Это здесь, у нас, они представляются уж слишком могучими и мудрыми, а там, у себя, они тоже ищут и спотыкаются о препятствия, то есть живут! Правильная дорога! Скучно ходить по правильной дороге!

— Тогда не жалейте потерянного.

— А я и не жалею. Я никогда не был ни скуп, ни расточителен. Скупость и расточительство — явления одного и того же порядка: оба обедняют человека.

Зазвонил телефон. Асквит выслушал, что ему говорил доктор Дювьезар, и оживился по-прежнему.

— Алексей Николаевич, началось!

— Что началось?

— В Каракумах силициты затеяли что-то новое. Необходимо срочно вылететь туда. Великолепно, начинается новый акт. Поедемте в город, надо поскорее собираться. А «Люкс-металл»… Черт с ним, с «Люкс-металлом», разберутся и без меня.

20. В МИР НЕДОСТУПНОСТИ

Последний участок пути к «резиденции» Сиреневого Кристалла решено было преодолеть на вездеходе. Использовать для этой цели вертолет мы не рискнули, опасаясь уподобиться чайкам и налететь на какую-нибудь невидимую преграду, воздвигнутую силицитами.

Впервые мне довелось очутиться среди одной из самых крупных пустынь мира. Весь день мы медленно двигались по постепенно повышающемуся плато, покрытому мелким, темным, блестевшим на солнце камнем. К вечеру горизонт, все время казавшийся таким близким, вдруг отодвинулся куда-то в багровую даль и взгляду открылись огромные, представляющиеся совершенно безжизненными пространства. Позади, слева, в быстро темнеющей дымке едва виднелись скалы, внизу громоздились истерзанные временем нагромождения камней, а справа, с севера, простирался беспредельный океан песков. Правильными рядами на десятки километров протянулись его волны, замершие, словно скованные чьей-то злой и прихотливой волей.

Пустыня. Здесь в вековечной борьбе неистового солнца и ветра с крепкой породой скал неустанно идет процесс разрушения. Идет веками, грозный, упорный, который может остановить только человек, дерзновенно вступающий в борьбу и с пустыней. А пока еще в очень многих местах раскаленные пески пядь за пядью отвоевывают пространство у скал и, пересыпаемые ветром, с тихим, довольным шелестом покрывают все новые и новые участки рассыпающегося камня.

Душные просторы песка кажутся унылыми. Они то серо-желтые, то тускло-стальные, а в часы заката вдруг становятся красноватыми и всегда вызывают чувство тоски и потерянности. Пустыня, правда, не так уж безжизненна, как это принято считать многими людьми, ее не знающими. И все же, даже когда однообразие нарушается колыханием на гребне бархана сухой и жесткой травы селина, черноватыми, исковерканными кустами саксаула или быстрой ящерицей, радостное чувство не наступает. Не оставляет мысль, что здесь, на переднем крае схватки жизни и разрушения, побеждает разрушение. Если находишься в пустыне долго, то уж не верится, что где-то есть море и зелень, человек и вычислительные центры. Все чаще думается, что здесь не столь безжизненно, сколь безнадежно. Несколько лет назад мне довелось побывать высоко в горах — в Цейском ледниковом цирке. Извилистый ледник привел нас, альпинистов, в громадный котлован, замкнутый высочайшими вершинами Кавказских гор. Ночь. Свет луны выхватывает из черных провалов снежно-серебристые куски. Скалы и лед, черное звездное небо над головой впечатление такое, будто попал в другой, еще не озаренный жизнью мир. Среди таких гор чувствуешь себя первооткрывателем, а в безрадостной пустыне кажется, будто очутился на уставшей, отживающей планете.