Гордон Диксон - Гильдия

Из-за ограничений этого места — этого Хаоса, которому еще предстояло возникнуть, его сознание, независимо от логики не было способно понимать противоречия. Здесь он мог положиться только на веру, философию и храбрость, на них не действовали границы его логического мышления. Посредством них он мог принять тот факт, что смог однажды на опыте познать Созидательную Вселенную и использовать ее как окно в прошлое. Его подсознание предположило, что найдется дорога назад сквозь время — чтобы он мог выяснить, кто же он; и это предположение заставило эту дорогу появиться — как предположение автора в том, что существует еще не написанное им стихотворение.

Его логическое мышление впоследствии отвергло то, что для него не могло бы существовать, и засунуло память о нем, оказалось в подсознании. Там это воспоминание оставалось до сих пор, потому что рамки понимания, необходимого Хэлу, чтобы развить его, еще не возникли, и он не мог понять, как это могло произойти. Только теперь, распространившись по времени и пространству, все наконец приобрело смысл.

Как и при создании стихотворения, объяснение состояло в том, что все механизмы здесь должны развиваться в подсознании.

Хэл перешел в царство снов и грез; и мешанина воспоминаний и фантазий копошилась в его воображении, подобно вырвавшимся на свободу мыслям, которые приходят перед самым засыпанием, когда подсознание высвобождается полностью.

И сделав это, он оказался внутри того, что было бы сновидением; если бы не управлялось неким глубоко укоренившимся чувством цели, которая направила его назад в двадцать первый век. В этой «вселенной-которой-не-было» он мог ощущать не только это предыдущее путешествие сюда, но и всю обширную информацию Абсолютной Энциклопедии. И та помогала Хэлу в этом путешествии...

Это было мечтой, которая в конце концов сделалась реальностью. Реальностью — потому что не только все его чувства теперь уверяли его в том, что это так; но и его логическое мышление, которому приходится использовать язык символов и понятий, снова проснулось и было способно действовать. Но это было также и сновидение, поскольку Хэл помнил, когда впервые увидел его — тогда он находился в отряде Сопротивления на Гармонии. Он видел этот сон и тогда, и еще несколько раз; и теперь, с помощью знаний Энциклопедии, он превратил его в явь. И именно когда это сновидение началось, он с верой, убежденностью и храбростью преобразовал находившийся вокруг него хаос в действительность.

Он снова сидел на коне, как и те, кто окружал его. Они вместе ехали по редкому лесу, находящемуся на равнине в умеренной зоне планеты, напоминавшей Землю. Они ехали молча — как и в предыдущих повторениях этого сна, но теперь он впервые узнал их — теперь все они были мертвы.

Квакер Авдий, дорсаец Малахия и экзот Уолтер — его наставники ехали чуть позади него. А рядом находились члены его собственной — Донала — семьи. Ичан Хан Грим, его отец, умерший почти сотню лет назад, его мать, Мэри Грим, а рядом с ней Мор, его брат.

Мор наклонился вперед в седле, чтобы взглянуть на него, и Хэл напрягся в ожидании этого взгляда. Их глаза встретились.

— Добро пожаловать назад, Донни, — сказал Мор и улыбнулся теплой, счастливой улыбкой.

Тут Хэл понял, что он действительно снова стал Доналом — как телом, как и воспоминаниями.

— В чем дело, брат? — спросил Мор. — Ты думал, что я не понял бы?

Он протянул руку над загривком шеи лошади Мэри Грим, и, чуть поколебавшись, Хэл коснулся ее и нашел рукопожатие брата таким же успокаивающим и теплым, как его улыбку.

— Я не продумал это как следует, — сказал он. — Я никогда и ни за что не позволил бы ему сделать такое с тобой.

— Я знаю, — кивнул Мор, когда они разняли руки, — но это привело нас сюда, что, разумеется к лучшему. Не так ли?

— Да, — сказал Донал Хэл, — это наконец новый путь.

Он посмотрел вокруг. По другую сторону Ичана ехали Ян и Кейси; а слева от Мора — его другой дядя, Джеймс.

Он оглянулся назад и увидел Аманду Морган Вторую, так напоминавшую Аманду, которую он оставил позади фазового экрана. С ними ехало и множество других членов семейства, давно умерших, включая даже Клетуса Грима, его прапрадеда.

Но еще дальше Хэл увидел Иакова Сына Божьего, помощника Рух в отряде Сопротивления, погибшего на Гармонии. Как раз теперь они приблизились к опушке леса на краю усыпанной камнями равнины, что протянулась далеко к горизонту, где скалистая поверхность встречалась со сплошным серым слоем облаков.

В отдалении, почти у самого горизонта, мрачно возвышался силуэт одинокой башни. Все придержали лошадей и стали смотреть на башню.

— Отсюда я поеду один, — сказал он остальным.

Они ничего не ответили, но он почувствовал, что они согласились с его решением. Он также чувствовал, что они будут ждать его здесь, независимо от того, сколько времени для этого потребуется.

Хэл слез с лошади — как ему помнилось, он и раньше поступал так во сне — и начал пешком пересекать бесконечную равнину, направляясь к башне.

Он оглянулся назад и увидел своих спутников. Через некоторое время они казались крохотными из-за большого расстояния, что теперь разделяло их. Он снова повернулся и продолжил путь к башне, расстояние до которой, казалось, едва ли уменьшилось с те пор, так как он покинул опушку леса.

Камни, покрывавшие равнину, стали крупнее. Благодаря сведениям, содержавшимся в Энциклопедии, они сразу возникли в его сознании, Хэл узнал в них обломки вулканических пород, сначала раскрошившиеся под долгим воздействием разницы температур, а затем обкатанные морем, на дне которого они оказались.

Его разум объял все это — или же только предложил это как объяснение, извлеченное из Энциклопедии? В любом случае он представлял себе геологическое происхождение камней, по которым шел, и не зная, как это могло оказаться возможным, понимал, что башня, к которой он направлялся, была построена на том, что во время существования мелкого моря, обкатавшего камни, представляло собой остров. Как это ни казалось невероятным, она была построена прежде, чем воды поднялись и закрыли равнину. Значит, башня была древней — такой же древней, как само человечество; и то, что находилось внутри и притягивало его к ней, было настолько же древним.

Но по-прежнему она находилась еще слишком далеко; и сейчас его больше интересовало, как же эта башня возникла. Потому что в действительности она представляла собой воплощение его сновидения. Он создал ее только теперь; но так же бесспорно, как он когда-либо создавал стихотворение или рассказ — из первобытного хаоса, в котором он обнаружил себя. Он создал свое тело и тела своих спутников и их лошадей. А также толстый слой облаков наверху, скрывший солнце, — копию звезды, вокруг которой вращалась Земля — да и сам этот мир был копией Земли в большей степени, чем любая из землеподобных планет Молодых Миров.