Вадим Проскурин - Добрая фея

Выбравшись на трассу, Чарли выключил сирену и иллюминацию. Дорога была почти пуста, авария сзади отсекла автомобильный поток. Чарли поставил круиз-контроль на 130 километров в час, в принципе «Дефендер» может ехать немного быстрее, но тогда начинает чувствоваться, что подвеска и аэродинамика этого джипа не приспособлены к шоссейным гонкам. Чтобы удержать машину в своем ряду, приходится напрягаться, все время ловить рулем боковые рыскания, как на «Жигулях», это утомляет, а утомляться сейчас нельзя.

Чарли взглянул на часы и понял, что не засек время, когда поступил первый сигнал тревоги. Он не мог точно сказать, сколько времени прошло с того момента, две минуты или пятнадцать, в экстремальных ситуациях время течет странно, нелинейно и непредсказуемо. В памяти всплыла карта вероятных целей на территории столицы. Если принять радиус поражения за три километра, да пусть даже четыре… Скорее всего, он успеет выйти из опасной зоны до того, как с неба упадет смерть. Впрочем, чего тут думать, дорога пустая, машина летит, опасная зона кончится буквально через минуту. Вот, где-то здесь будет ее граница, если считать, что боеголовка попадет точно в резервный центр стратегического управления. Но если она промахнется… Впрочем, от этого никак не застрахуешься.

Первая задача, кажется, выполнена, собственная шкура спасена почти наверняка, можно перейти к выполнению второй задачи. Чарли вывел на навигатор список путевых точек и выбрал дачу гражданина Бирюлева. Надо было еще на первой развязке съехать с магистрали… хотя нет, это было слишком рискованно, был шанс не успеть выйти из опасной зоны. Где-то здесь должна быть боковая дорожка… ага, вот она, через пять километров съезд. Забавно, придется ехать через Лаптевск, через ту самую площадь, где они случайно сожгли два прокурорских «Хаммера». Этого прокурора потом по телевизору показывали, сквозь решетку, у него лицо было такое удивленное… Не понимает, бедненький, почему накопившийся на него компромат вдруг весь одновременно сработал. А нечего тут понимать, правило простое — тебя посадят, а ты не воруй.

Что-то вспышек не видно, неужели пронесло? Позвонить, что ли, ребятам…

Телефон молчал, как выключенный, вообще никаких гудков. Все понятно — перегрузка сети. А если рацию попробовать? Качество связи ужасное, но это лучше, чем ничего.

Чарли включил рацию и через минуту выключил. Эфир галдел десятками голосов, каждый голос спрашивал, что, черт возьми, происходит.

— Мама, куда мы едем? — раздался сзади детский голос.

Чарли вздрогнул, он уже забыл, что подсадил женщину. Теперь надо решать, что с ней делать.

— Мы едем в Лаптевск, — сказал Чарли. — Если вы не против, я высажу вас в центре города. Тревога, похоже, ложная, но даже если и истинная, Лаптевск вряд ли станут бомбить.

— Вах! — воскликнула женщина.

Чарли удивленно обернулся. Надо же, она каледонка, как забавно. Но это не имеет никакого значения, КОБ воюет с женщинами и детьми только в исключительных случаях, когда это особенные женщины и дети, которые могут дать фору почти любому мужчине. А эта женщина и эти дети — явно не тот случай.

— Вы меня извините, — сказал Чарли. — Я на задание еду, я не могу вас взять с собой, там стрелять придется. Если хотите, могу до Сычевки подбросить, через этот город я тоже буду проезжать.

Женщина что-то тихо и неразборчиво бормотала себе под нос, кажется, молилась. Чарли понял, что ответа не будет, ну и шайтан с ней. Сделал доброе дело, вписал пару пунктиков в карму, и поехали дальше, к следующей контрольной точке на маршруте. И наплевать, что доброе дело оказалось ненужным, так почти всегда оказывается.

— Вы военный? — спросила вдруг женщина.

— Типа того, — ответил Чарли. — Я офицер КОБ. Женщина сдавленно охнула, Чарли поспешил ее успокоить:

— Да вы не бойтесь, я ничего вам не сделаю. Я когда вас подбирал вообще не обратил внимания, что вы каледонка. Мне по барабану, честно, я не нацист. А то задание, на которое я еду, к вашему народу никакого отношения не имеет, это наши внутренние разборки.

— Храни тебя Аллах, — сказала женщина. Больше она не произнесла ни слова до самого Лаптевска, дети тоже молчали. Полчаса спустя Чарли припарковался у обочины, и их пути разошлись навсегда.

6

Костя и Инна лежали на кровати в гостевой спальне на втором этаже. Ничего не делали, просто лежали.

— Как думаешь, тревога ложная была или настоящая? — спросил Костя.

Он не ждал ответа на этот вопрос, он задал его только потому, что надо было что-то сказать, чтобы прервать напряженное, депрессивное молчание. Против ожидания, Инна ответила.

— Саша не может ни с кем связаться, — сказала она. — Рация досюда не добивает, а мобильная связь не работает, то ли перегружена, то ли действительно все разбомбили. Саша очень нервничает.

— Еще бы, — сказал Костя. — Мы все нервничаем.

— Тебе проще, — сказала Инна. — Тебе не нужно принимать решения, ты просто лежишь и ждешь, что будет. А Саша чувствует ответственность за всех нас. Он переживает, что эта война началась из-за него, что он вывел на меня КОБ и я исполнила желание того хакера.

— А что у него за желание было, кстати? — спросил Костя. — Теперь-то скажешь?

— Я не знаю, — пожала плечами Инна. — Я почти ничего не поняла в его мыслях, они такие необычные… Я не понимаю, как исполняются желания, я просто инструмент, это мое свойство. Я до сих пор не знаю, зачем нужны ему были те цифры и как он их использовал. И использовал ли вообще. И связано ли это с войной. По-моему, Саша ни в чем не виноват. Оперативники КОБ вышли на меня до того, как он узнал, кто я такая, он сам узнал это от оперативника, который меня выслеживал. Он хотел предотвратить мое похищение, просто не успел.

— Ангел, — хмыкнул Костя.

— Нет, не ангел, — серьезно сказала Инна. — Планы насчет меня у него были не ангельские. Сейчас-то он о них уже забыл, по-настоящему забыл, стер из памяти. Нет, планы — не самое подходящее слово, планов как таковых у него не было, так, мысли отдельные. Сделать карьеру, стать большим генералом и начать менять мир, чтобы все были счастливы и никто не ушел обиженным. Не знаешь, кстати, откуда эта поговорка? Я не в первый раз встречаю ее в мыслях разных людей, почему-то ее всегда думают с этаким сарказмом ироническим.

— Не знаю, — сказал Костя.

— Ну и неважно. Знаешь, что меня в Саше по-настоящему удивило? То, как легко он отказался от своих планов. У него очень интересная психика, я ему даже завидую. Понимаешь, он управляет своими чувствами, принимает решение и исполняет его, он запрещает себе колебаться и сомневаться, и выполняет этот запрет. Он по-настоящему управляет своими эмоциями, у людей так почти никто не умеет. Он понял, что это я продиктовала тебе формулу ТДМ, и решил, что сейчас лекарство от рака важнее, чем все его амбиции. Он строил свои планы не ради личной выгоды, он на самом деле очень альтруистичный человек, он только кажется жестким и напористым. Он просто приказывает себе быть мужественным и выполняет этот приказ. Он стихи пишет, только никому не показывает, у него в Интернете сайт под псевдонимом. Хорошие стихи, только очень пронзительные, их тяжело читать, даже в мыслях. А сейчас он сидит около гамака под деревом и плачет. Только перед тем, как начать плакать, он засек время и дал себе десять минут, чтобы проплакаться, а потом он встанет, сделает непроницаемое лицо и пойдет к Ольге мириться. Из-за Ольги он тоже сильно переживает, не может себе простить, что мы с ней встретились. Умом понимает, что решение было правильное, а сердцем не может себе простить. Очень тяжело ему сейчас. Но это пройдет, он сильный, справится. Ты не ругайся с ним, когда я уйду. Я представляю, что ты будешь чувствовать, ты будешь злиться, думать, что он во всем виноват, но это неправильно, он не виноват. Держись за него, тебе нужна будет поддержка, а он тебя никогда не бросит, у него принцип такой — не бросать тех, за кого отвечаешь.