Рэй Брэдбери - Темный карнавал (сборник)

– Мексика – довольно большая страна, – возразил Джозеф.

– Разве здешним жителям не бывает одиноко?

– Они привыкли к такой жизни.

– Выходит, страха они не испытывают?

– У них есть вера.

– Как жаль, что у меня ее нет.

– Если ты примешь веру, то перестанешь думать, – сказал Джозеф. – Стоит слишком глубоко во что-то поверить, и места для свежих идей уже не останется.

– Сейчас, – еле слышно проговорила Мари, – мне больше всего именно этого и хотелось бы. Не надо мне места ни для каких свежих идей, хорошо бы просто перестать думать – и поверить во что-нибудь настолько сильно, чтобы некогда было бояться.

– А ты разве чего-то боишься?

– Если бы у меня была вера, – продолжала Мари, не слушая Джозефа, – у меня был бы рычаг, чтобы себя приподнять. Но сейчас у меня рычага нет – и я не знаю, как себя приподнять.

– О господи… – промычал Джозеф, усаживаясь на стул.

– Когда-то я была верующей.

– Баптисткой?

– Нет, тогда мне было лет двенадцать. Но это в прошлом. Хочу сказать о том, что было дальше.

– Ты мне никогда об этом не рассказывала.

– Ты должен был бы знать.

– Что еще за вера? Гипсовые статуи святых в ризнице? Или какой-нибудь особый святой, перед которым надо читать молитвы по четкам?

– Да.

– И он откликнулся на твои молитвы?

– На некоторые. А потом – нет, никогда. Больше ни разу. Уже годы прошли. Но я все еще молюсь.

– И что это за святой?

– Святой Иосиф.

– Святой Иосиф. – Джозеф встал и налил себе в стакан воды из графина. В тишине комнаты слышно было, как лилась одинокая струйка. – Мы с ним тезки.

– Совпадение, – проговорила Мари.

Оба минуту-другую смотрели друг на друга.

Джозеф отвел глаза.

– Гипсовые статуи святых, – пробормотал он, глотнув воды.

Спустя некоторое время Мари его окликнула:

– Джозеф?

– Да.

– Подойди ко мне и возьми меня за руку, ладно?

– Ох уж эти женщины, – со вздохом произнес Джозеф.

Он подошел и взял Мари за руку. Через минуту Мари высвободила руку и спрятала ее под одеяло. Рука Джозефа осталась пустой. Закрыв глаза, дрожащим голосом она проговорила:

– Ладно, забудь. Когда воображаешь, получается лучше, правда. Когда мысленно по моей воле ты держишь мою руку в своей.

– Бог ты мой, – сказал Джозеф и направился в ванную.

Мари выключила свет. В темноте видна была только узкая полоска света под дверью ванной. Мари прислушалась к сердцу. Оно билось упорно с частотой сто пятьдесят ударов в минуту, а ее костный мозг по-прежнему пронизывала мелкая жалобная дрожь, словно в полости каждой кости ее тела была заключена, как в бутылке, трупная муха, которая ныряла вверх-вниз, жужжала, билась и трепетала где-то глубоко, глубоко, глубоко. Взор Мари обратился вовнутрь себя: там притаилось ее сердце, разбивающее себя вдребезги о грудную клетку.

В ванной шумела вода. Мари слышала, как Джозеф чистит зубы.

– Джозеф!

– Да? – отозвался он из-за закрытой двери.

– Подойди сюда.

– Чего тебе?

– Я хочу, чтобы ты мне кое-что пообещал. Ну прошу тебя, прошу, пожалуйста.

– Что еще?

– Сначала открой дверь.

– Ну что там такое? – настойчиво переспросил Джозеф за закрытой дверью.

– Пообещай мне… – начала Мари и запнулась.

– Пообещать что? – после долгой паузы переспросил Джозеф.

– Пообещай… – повторила Мари и не смогла продолжить.

Она лежала на кровати. Джозеф не ответил. Мари слушала, как наручные часы и ее сердце бьются в унисон. На наружной стене гостиницы скрипел под напором ветра фонарь.

– Пообещай мне, если что-нибудь… случится… – Слова Мари, приглушенные и немощные, доносились до нее самой издалека, как если бы она разговаривала с Джозефом, стоя на вершине одного из холмов, окружавших город. – Если со мной что-нибудь случится, ты не похоронишь меня на этом ужасном подземном кладбище!

– Не говори глупостей, – сказал Джозеф за дверью.

– Ты мне обещаешь? – переспросила Мари с широко раскрытыми в темноте глазами.

– О таких глупостях незачем и говорить.

– Пообещай мне – пожалуйста!

– Утром ты встанешь как ни в чем не бывало.

– Пообещай, иначе я не усну. Усну, если только ты мне скажешь, что не дашь меня там похоронить. Я не хочу, чтобы меня там похоронили.

– Ну вот, приехали! – взорвался Джозеф.

– Пожалуйста! – повторила Мари.

– Да с какой стати я должен раздавать всякие нелепые обещания? – раздраженно спросил Джозеф. – Завтра ты придешь в норму. Но если все-таки помрешь, то будешь очень мило смотреться между мистером Гримасой и мистером Зевком, с вьюнком в волосах. – Джозеф от души расхохотался.

Наступило молчание. Мари недвижно лежала в темноте.

– А ты разве не считаешь, что будешь очень мило выглядеть? – со смехом спросил Джозеф из-за двери.

Лежа в темноте, Мари не отозвалась.

– Правда не считаешь?

Кто-то, чуть слышно ступая, прошел по площади, шаги замерли.

– Ну и как? – спросил Джозеф, продолжая чистить зубы.

Мари лежала в постели, недвижно уставившись в потолок; грудь у нее вздымалась и опадала все чаще и чаще, воздух входил и выходил, втягивался через ноздри и улетучивался, из закушенных губ вытекала тоненькая струйка крови. Глаза у Мари были широко распахнуты, руки вслепую стискивали простыню.

– Ну и как? – снова поинтересовался Джозеф из-за двери.

Мари молчала.

– Еще как мило, – ответил Джозеф сам себе. – Милей некуда, – пробормотал он, с шумом пустив струю воды. Он прополоскал рот. – Еще как мило.

С кровати не донеслось ни звука.

– Женщины такие забавные, – обратился Джозеф к своему отражению в зеркале.

Мари лежала недвижно.

– Еще как мило, – повторил Джозеф. Он громко прополоскал горло каким-то антисептиком и сплюнул его в раковину. – Завтра ты придешь в норму.

От Мари – ни слова.

– Нашу машину починят.

Мари не отозвалась.

– Утро покажет, – сказал Джозеф, отвинчивая пробки с тюбиков и накладывая на лицо освежающий крем. – Машина, скорее всего, будет готова завтра – самое позднее, послезавтра. Ты не против, если мы здесь еще одну ночь переночуем?

Мари не ответила.

– Не против?

Молчание.

Полоска света под дверью ванной погасла.

– Мари!

Джозеф распахнул дверь.

– Спишь?

Мари лежала с широко раскрытыми глазами, грудь у нее ходила ходуном.

– Спит, – сказал Джозеф. – Ну, женушка, спокойной ночи.

Он забрался в постель.

– Устала.

Ответа не последовало.

– Устала, – повторил Джозеф.

Ветер за окном раскачивал фонари; в прямоугольном номере было темно до черноты. Джозефа начинала одолевать дремота.

Мари лежала с широко раскрытыми глазами, часы тикали на ее запястье, грудь ходила ходуном.