Борис Каминский - Ох и трудная эта забота из берлоги тянуть бегемота. А.И. на тему 1905 год. Общий файл.
Многие по-свойски здоровались с хозяином. Смоленцев целовал дамам руки.
Внимание привлекла незнакомка. Светлое платье. Дорогое колье. Широкополая фетровая шляпа мягкими полями игриво прикрывала лоб. От этого лицо казалось по-особенному загадочным. В сопровождении Гиляровского дама легко двигалась между гостей.
- Борис Степанович, знакомьтесь, Нинель Дмитриевна, писательница из Санкт-Петербурга. Сейчас живет во Франции. Нинель порадовала нас своим присутствием, - представил спутницу Владимир Алексеевич.
Нинель было около тридцати пяти. Гордая осанка. Густые светлые волосы. Чистая кожа. Во всем чувствовалась порода, что всегда привлекает мужчин. Серые глаза без смущения разглядывали Федотова.
- Очень приятно, Федотов, Борис Степанович, репатриант из Чили. Сейчас инженер, - губы коснулись протянутой руки. - Вы красивая женщина.
- Борис Степанович, и я Нинель Дмитриевне говорю то же самое, - пророкотал репортер, увлекая спутницу к следующему гостю.
То с одной, то с другой стороны дачи слышался женский смех. Ему вторили то мужской басок, то детский голос.
Торжественная часть протекала в тени лип, где причудливым образом стояли изящные столики. Звучали пышные тосты и пожелания порадовать читателя новинками. Критики отмечали привнесенную в детективный жанр новизну. Запакованная в немыслимое количество кружевных тряпок рослая критиканша долго вещала о чистоте русского языка. 'Дылде в тряпках' (так по секрету ее назвал Смоленцев) явно не понравилось словечко 'отморозки'. О федотовской фантастике говорили мало, по большей части просто желали успеха. Сказалась неразвитость этого жанра в России.
Окончилась торжественная часть. Гости разбились по интересам. Кто-то азартно гонял бильярдные шары. Четверо степенных господ присели за карточный столик. Оттуда периодически доносилось: 'марьяж', 'бескозырка', 'игра на стол, господа'.
Лавочка у пруда дала приют Катерине и Нинель. О теме разговора догадаться было нетрудно - обе периодически посматривали на переселенцев.
Гиляровский на пару с Федотовым окучивали владельцев книжных лавок:
- Господа, убедительная просьба довести до читателя мысль о дальнейшем развитии сюжета. Позже будут полеты к звездам, масса приключений и завоеваний звездных миров. Вы получите свою прибыль, мы - свою, и будет нам счастье.
Из ротонды доносились возбужденные голоса любителей политических баталий.
- Господа! Манифест о Государственной Думе есть путь к демократии и свободе.
- Да, свобода, да, демократия, - пророкотал незнакомый баритон, - но отчего-то все забывают ее сущность. При демократии решения принимаются толпой. Кто сказал 'да'? Может быть, Вы? Или Вы?
- Вам по душе свинцовые мерзости царизма? - в бой ринулся Иван Никитич.
- Иван, уймись, все-то тебе словами кидаться, так и до термидора добросаешься. Знаешь, а не отдам я тебе свою Империю, мне здесь детишек растить, - урезонивал политического буяна Дмитрий Павлович.
- Господа, господа, успокойтесь, дамы же вокруг. Ей-ей неловко ... .
'Вот те на! Зверев с Иваном на ты, а мы не в курсе. Непорядок. Кстати, вот и Димон определился - Россию он им не отдаст'.
Политическая баталия притихла, зато у игрушечного прудика вспыхнула другая. Две дамы терзали бедного Доцента. Партию вела 'дылда'.
- Владимир Ильич, вам непременно надо развить чувственную сферу. Задача литературы, даже детективного жанра, показать все реалии жизни.
Дама лихо размахивала перед носом Ильича длинным мундштуком с дымящейся папироской. Мишенин морщился. Его гримасы только раззадоривали нападавшую. Ей вторила небольшого роста товарка:
- Да, да, Владимир Ильич, мы, русские суфражистки, требуем раскрытия женских характеров, надо показывать наш тонкий внутренний мир, - писклявым голосом вещала напарница дылды.
Горящие взоры местных эмансипе говорили больше всяких слов. В какой-то момент Борису показалось, что Ильича сейчас прилюдно изнасилуют.
'Ильич, что же ты так лопухнулся, надо было брать с собой Настасью'.
Похоже, аналогичная мысль пришла в голову не только Федотову, иначе с какого перепуга перевозбудившихся женщин оттеснил незнакомый критик. Надо полагать, собравшиеся знали, чем для Мишенина могло окончиться 'нападение борцов за права женщин'.
Подошедшие к Борису Зверев, Иван Никитич и Катерина имели весьма загадочный вид.
- Борис Степанович, есть предложение взять Екатерину Евгеньевну в Питер. Сами говорили, она хороший секретарь.
Лицо морпеха выражало детскую невинность. Выжидательно смотрела Катерина и доброжелательно ... Иван Никитич.
От такой несуразицы Борис на мгновенье завис. Одновременно представил, как в сопровождении Катерины он входит в кабинет высокого начальства. Деловой жакет, чуть ниже колен строгая юбка. Высоко поднятые волосы открывают красивую шею. Высокие каблучки подчеркивают изящные ножки. Неприступность на лице только усиливает эффект секс-бомбочки. Следом фантазия нарисовала сцену в ресторане. Кокетливый смех секретарши, сальные взгляды престарелых носителей аксельбантов и смачные лобызания оголенных плеч. После такого воздействия дяденьки поставят подписи почти задаром. Душа Федотова возмутилась. Ей было жалко отдавать Катьку за одну подпись: уж больно хороша была девушка в эту минуту.
'Какая на хрен строгая юбка, - очнулся от грез переселенец, - здесь за такое пришибут, да и Катьку жалко. Димон, давай-ка сам отбивай у Ивана свою телку'.
- А родители? - Борису казалось, что этот аргумент подействует безотказно.
- Вань, ты с моими переговоришь, брат ты мне или нет? - после таких слов Федотов окончательно понял, что у него поехала крыша.
Ближе к вечеру большинство гостей отбыло домой. Кроме хозяина, остались Гиляровский с Нинель, Иван с Катериной, студенты и переселенцы.
Вид с веранды завораживал. Под закатными лучами изумрудным цветом светились заливные луга. Соломенные крыши отдавали бордово-красным. В полусотне метров от дома неспешно несла свои воды река. На берегу студенты разводили костерок.
- А вот там Строгино, - кивнул на восток Мишенин.
На секунду показалось, что сквозь пасторальный пейзаж проступили громады бетонных ульев, бензиновой гарью задымила лента МКАДа.
- А у меня в Рублево осталась двоюродная сестра. Во-он там, - Борис указал на юго-восток, - отсюда всего пяток километров.
- Позволите? - подошедший со своей спутницей репортер прервал воспоминания.
- Милости просим, - взявшись за спинку стула, Федотов вознамерился поухаживать за дамой.
Запах волос. Случайное прикосновение. 'Черт, как же она красиво движется. Повезло кому-то', - но с языка слетело иное:
- Владимир Алексеевич, вы не против поговорить о журнале?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});